Жена смотрителя зоопарка - [55]

В июне 1942 года польское подполье получило письмо, написанное шифром, в котором говорилось о лагере смерти в Треблинке, городке неподалеку от Варшавы. Ниже приведена часть предостерегающего послания:

«Дядюшка собирается (сохрани нас Господь) отпраздновать свадьбу своих детей и у вас тоже (прости, Господи)… [Он] арендовал дом для себя рядом с вами, очень близко, а вы, наверное, ничего об этом не знаете, потому-то я и пишу вам и даже посылаю это письмо с нарочным, чтобы теперь вы узнали. Это правда, и вы должны подыскать новое жилье за городом для себя и для всех ваших братьев и сынов Израилевых… Мы знаем наверняка, что дядюшка уже почти подготовил для вас свой дом. Вы должны знать, должны найти какой-то выход… Дядюшка собирается устроить свадьбу как можно скорее… Ступайте в укрытия… Помните: мы священные жертвы, „не оставляйте от него до утра…“»[58].

Историк Эммануэль Рингельблюм (который, скрываясь в варшавском бункере, написал записки, названные «Польско-еврейские отношения во время Второй мировой войны») и другие члены подполья точно знали, о чем идет речь в письме. Последняя загадочная фраза касалась пасхального агнца из Исхода 12: 10 – остатки священного ягненка надобно сжечь. Скоро пришли новости из Челмно, что евреев травят в газовых камерах, беженцы из Вильно рассказывали о массовых убийствах и в других городах. В подобную жестокость было невозможно поверить, пока один человек, спасшийся из газовой камеры и проехавший весь путь до Варшавы, прячась в товарном вагоне, не рассказал обитателям гетто, чтó он видел своими глазами. Хотя подполье после этого распространило новость о Треблинке, некоторые возражали, что нацисты не станут устраивать подобного скотства в таком крупном городе, как Варшава.

Двадцать второго июля 1942 года ликвидация гетто началась с улицы Ставки; семь тысяч человек были пригнаны на железнодорожную станцию, загружены в обработанные хлоркой красные вагоны для скота и отправлены в газовые камеры в Майданек. Для этого «переселения на восток» им было позволено взять с собой еды на три дня, все ценные вещи и тридцать три фунта багажа на человека. С июля по сентябрь 1942 года нацисты отправили из Варшавы в Треблинку двести шестьдесят пять тысяч евреев, оставив пятьдесят пять тысяч в гетто, где в октябре была создана Еврейская боевая организация (ZOB), готовая к борьбе. Чтобы обреченные на смерть как можно дольше сохраняли спокойствие, на станции Треблинка висело расписание поездов приходящих и уходящих, хотя ни один узник оттуда не уехал. «С высокой точностью они начали осуществлять свою безумную цель, – писала Антонина. – То, что поначалу казалось проявлением кровожадных инстинктов отдельных людей, в скором времени превратилось в отлично проработанный метод уничтожения целых наций».

В числе тех, кто, как Шимон Тененбаум и рабби Шапира, предпочел остаться в гетто, когда им предлагали бежать, был и врач-педиатр Хенрик Гольдшмит (известный под псевдонимом Януш Корчак), который писал автобиографические романы и книги для родителей и учителей с такими названиями: «Как любить ребенка» и «Право ребенка на уважение». К изумлению своих друзей, почитателей и учеников, Корчак забросил и писательскую, и медицинскую карьеру в 1912 году, чтобы основать детский дом для мальчиков и девочек от семи до четырнадцати лет, на Крохмальной улице, 92.

В 1940 году, когда евреям было приказано переселиться в гетто, приют переехал в заброшенный клуб коммерсантов в «районе проклятых»[59], как Корчак писал в своем дневнике, состоявшем из листков голубой рисовой бумаги, которые он заполнял подробностями повседневной жизни в приюте, воображаемыми историями, философскими размышлениями и самоанализом. Это реликварий немыслимых трудностей, открывающий, «как духовный и высокоморальный человек боролся, чтобы защитить невинных детей от жестокостей мира взрослых во время одного из самых темных периодов истории». Неловкий и застенчивый со взрослыми, он создал образцовое демократическое государство для сирот, которые называли его «пан Доктор».

Остроумный выдумщик, способный посмеяться над собой, он посвятил себя «детской республике», у которой имелся собственный парламент, газета и судебная система. Вместо того чтобы драться, дети учились кричать: «Я подаю на тебя в суд!» И каждую субботу по утрам суд из пяти детей, на которых никто не подавал жалоб на текущей неделе, разбирал дела. Все правила остались в «Своде законов» Корчака, и первые сто из них посвящены прощению. Он однажды признался своему другу: «Я врач по образованию, педагог по случайности, писатель по склонности и философ по необходимости».

По ночам, лежа на больничной койке, с остатками водки и черного хлеба, засунутыми под подушку, он удалялся на свою собственную планету Ро, где его воображаемый друг, астроном Ци, наконец-то сумел построить машину, перерабатывающую солнечную радиацию в нравственную силу. Применяя свое изобретение, чтобы во всей вселенной наступил мир, Ци жаловался, что машина работает везде, кроме этой «тревожной искры, планеты Земля», и они спорили, стоит ли Ци уничтожить кровожадную, вечно воюющую Землю, и пан Доктор молил о сострадании, указывая на юность планеты.