Назавтра в полдень мне принесли телеграмму: «Умоляем забрать Евгения уходим маршрутом Карелию подробности письмом Тамара Борис». Родных детей мы всегда идеализируем, а уж на расстоянии особенно. Но я живо освободилась от этих идеальных чувств: какое свинство, какая толстокожесть! Своего четырехлетнего сына они могут величать хоть по отчеству, но как можно присылать такую телеграмму? Что за маршрут? Какая в нем надобность? И главное, когда они туда уходят? В конце дня я уже летела в Вологду, потом ночью звонила из райцентра в село, где находился знаменитый монастырь. Узнала, что Томка и Борис уже отбыли, а «мальчик, кажется, у бабушки Федосеевой». Разъяренная беспечностью родителей «мальчика», не дожидаясь утра, я двинулась под светлым северным небом в сторону села. Ни страха, ни даже малого опасения, что заблужусь или могу встретить в пути зверя или недоброго человека, не было. Была тихая, спокойная добрая дорога, ведущая в такой же добрый спокойный край.
Отпуск у меня был оформлен на четыре дня, и через два дня мы с Женькой ходили из дома в дом и прощались со стариками, живущими там. Почти в каждом доме жили еще студенты художественных факультетов. Дачным бытом не пахло. Царствовала старина: монастырские строения, разрушенная ветряная мельница на окраине села, старушки, вязавшие на порожках из белых катушечных ниток воротники и салфеточки. Женька был тут, по всей видимости, беспризорным, его все знали, зазывали в гости: «А иди сюда, Женечка, глянь, чего тебе покажут».
Томка и Борис с легким сердцем бросили его, потому что еще не знали, какая он надежная защита. А я это почувствовала. Мы летели с ним в самолете, он спал у меня на коленях, а я думала: «Ну что бы я сейчас делала, если бы не ты? Прилетим домой, позвонит Анна, а я ей скажу: давай быстрей выкладывай, что там у тебя, а то мне Женьку купать надо, утром ведь ему рано в детский сад».
Но Анна не позвонила в день нашего приезда. Назавтра я позвонила ей сама.
— А, это ты? — сказала Анна. — Рада тебя слышать.
Я опешила: неужели она не заметила, что меня не было дома?
— Ты не звонила? А то ведь меня не было. Летала за Женькой. Представляешь: бросили ребенка и умотали в Карелию.
Анна не удивилась и вообще не выказала никакого интереса к моим новостям.
— У меня выварка на плите, — сказала она, — течет уже, наверное, со всех концов. Я тебе перезвоню.
Но не перезвонила, и еще два дня не было от нее ни слуху ни духу. Я не выдержала, позвонила сама:
— Что происходит, Анна?
— А, это ты? Извини, у меня в прихожей почтальон — я тебе перезвоню.
Через полчаса я позвонила ей снова.
— Ушел почтальон? Что случилось?
— А чего ты ждешь? Что, по твоим расчетам, должно случиться?
— Перестань болтать. Что с Кирой?
— Она не вернулась в ту ночь домой. Они вдвоем улетели на съемки.
Я не знала, что на это сказать, и спросила:
— Значит, он написал сценарий, а не пьесу?
— Кто? — в свою очередь спросила Анна.
— Ну, этот Дориан, Якуб.
— Забудь о нем. И о нас забудь. Обо мне, о Кире. Отстань от нас! — Анна выкрикнула все это злым хриплым голосом.
— Я-то отстану. Но и ты уж, пожалуйста, в свои истории меня больше не втравляй!
Мы опять поссорились. На этот раз, я была уверена, навсегда. Но не вышло. Через две недели вернулись Борька с Тамарой, и вечером того же дня Томка сказала:
— Жалко Киру. Ты не знаешь подробностей?
Сердце мое екнуло в предчувствии беды.
— А что с ней?
— Она в больнице, — сказала Тамара, — глотнула что-то, отравилась.
— Ерунда, — запротестовала я, — быть такого не может. Ты была у нее?
— Завтра пойду, — сказала Тамара. — Странно, что Анна тебе об этом ничего не сказала.
Мне не показалось это странным: когда приходит настоящая беда, не до рассказов. Жаль только, что настоящая беда иногда рождается из выдумки — из любви без любви, из желания воспарить над прозой жизни, из дурацкого письма из Калахари.
— Не могу во все это поверить, — сказала я, — она же умный человек, и если уж говорить правду, то ведь ее никто не обманывал.
— Не надо так, — попросила Тамара. — Ее спасли, она чуть не умерла. И потом, какая разница: тебя обманули или ты сам обманулся…
Разница была, но я уже боялась спорить. И с Томкой, и с Анной, со всеми.
