Жемчуг северных рек - [13]

Варвара Егоровна остановилась в дверях:

— А я смотрю, чего это Мурка вдруг похудела? Во-о-он оно что… — сказала она задумчиво. — Ну, теперь надо её получше кормить: трое-то продоят, как корову.

Она почему-то замешкалась, и Тишка уже загоревал, что сообщил про котят не вовремя.

Они, бедные, с голоду там помирают, а мать тары-бары разводит, никуда не торопится.

— Мамка, я молока хочу… — заканючил Тишка.

— Да успеешь ты! — рассердилась мать и звякнула ведром о косяк.

Она сходила на кухню, взяла для коровы кусок хлеба и опять остановилась в дверях:

— Ты смотри, трое, на старости-то лет… А в последние годы у неё всё мёртвые рождались… Тишка, дак ты живых ли видел?

— Живых, живых…

Но Славик сразу же подхватил материнскую тревогу:

— Действительно! Может, опять мёртвые. Я, мам, сейчас посмотрю.

— Да сиди ты! Сиди! — прикрикнула Варвара Егоровна.

— Мам, дак если мёртвые, ведь на весь дом завоняет, — выставил Славик убедительный аргумент.

— Ничего, не велик и барин, пронюхаешься, — сказала Варвара Егоровна и пригрозила сыну: — Ну, Славка, смотри, сунешься к ним с клюкой — голову оторву! Сейчас их долго ли покалечить.

Она ушла во двор, а Славик покрутился-покрутился около печи, но материнскую угрозу, видно, запомнил.

— Вот бы фонариком туда посветить! — предложил он.

— Разве увидишь? — хладнокровно возразил ему Тишка. — Они вот в этом, в левом, углу… В ближнем…

— Да, в ближнем не разглядишь, — согласился брат. — Ну ладно, я сейчас к Алику Макарову сбегаю…

«За фонариком ведь», — разгадал его намерения Тишка и на всякий случай предупредил:

— Фонариком нельзя. Светом их ослепит — напугать можно.

Но Славку не остановить. Выскочил за порог, скатился по перилам и уже запрыгал под окнами на одной ноге.

Тишка огляделся в сумеречной избе. Где-то под потолком назойливо пищал комар. Бились в освещённые закатным солнцем окна сонливые мухи. По половику, тяжело оступаясь, вышла из кухни застаревшая кошка, уселась перед столом и стала «намывать гостей». Она и в самом деле заметно похудела. А давно ли ходила пузатая…

— Мурка, Мурка… — позвал её Тишка. — Не надо нам никаких гостей… Наши гости в бане сидят. Или у тебя свои есть?

Кошка ласково ткнулась ему в ноги и закружила вокруг них, как среди деревьев, прижимаясь впалыми боками.

— Надо, Мурка, покормить и чужих.

Тишка взял её на руки, погладил и пошёл с ней в баню. Кошка доверчиво тёрлась ему головой о руки, мурлыкала.

В предбаннике было темно, и Тишка оставил дверь незакрытой. Закатные лучи выкрасили стены в малиновый цвет.

Тишка, не выпуская кошки из рук, уселся в углу на щелястые половицы и запустил руку под тряпку, холодея от мысли, что котята уже мертвы. Котята — все трое — были тёпленькие. Тишка отбросил тряпку и посадил почуявшую неладное, с вытаращенными глазами кошку на гнездо. Кошка не поджимала ноги, не собиралась ложиться. Она зло шипела, скалила пасть.

Тишка одной рукой прижимал её спину к тряпкам, опрокидывал к котятам, а другой, успокаивая, чесал за ухом.

— Мурочка, ну покорми ты их… Это детки твои… Разве ты не узнала?

Мурка, не остерегаясь, наступала на котят, упиралась в них лапами и, не переставая шипеть, норовила вырваться.

— Ну, Мурочка, миленькая… — уговаривал Тишка. — Я же тебя никогда ни о чём не просил. Первый раз в жизни… Ну покорми ты их, они с голоду помирают. Я за тобой, как за барыней, буду ходить…

Котята шевелились, поднимали головы и, падая, оскальзываясь, лезли под кошку. Тишка хотел по одному подсаживать их к Муркиным соскам, но они обошлись без его помощи, запричмокивали…

И Мурка вдруг стихла, устроилась в гнезде поудобнее и стала облизывать котят. Они рвали её живот, а она прижимала их лапами к себе и облизывала.

Тишка не верил себе: «Да неужто за своих приняла? Вот это да-а…». Он сидел на холодном полу, не зная, что теперь ему делать: то ли бежать домой, то ли дожидаться, когда, насытившись, котята отвалятся от сосков и заснут.

И всё-таки он до конца не поверил кошке. Мурка ж старая, хитрая, понимает, что раз Тишка пристал к ней с котятами, не отвяжется, пока она их не покормит. А стоит Тишке уйти, как стряхнёт их с себя и поминай как звали.

Мурка оглянулась на Тишку, уставила на него зелёные с продольными чёрточками глаза и замурлыкала, будто успокаивая своего маленького хозяина, что всё, о чём он просит её, она выполнит.

«А может, и в самом деле Мурка снова мёртвых родила? — подумал Тишка. — А теперь вот решила: ожили».

Котята умиротворённо затихли, но кошка не выдавала никакого желания оставить их.

— Муры-ы-сенька-а… — умилился Тишка.

Кошка зажмурилась и, раскрыв зубастую пасть, зевнула.

* * *

Славка уже высвечивал фонариком щели подпечка.

— Ой, мама, чего-то пахнет, — кривил он нос.

— Руки, наверно, полгода не мыл, вот и пахнет.

— Не-е, мам, и вправду, вот понюхай иди.

Мать разливала по кринкам молоко:

— Буду я ещё лазить за вами везде! Только и дел мне — принюхиваться ко всему…

— Дак чего делать-то? — изображал растерянность Славик. — Ведь нельзя же их так оставлять… Вони будет — не продохнуть…

— Отвяжитесь вы от меня, ради бога! — взмолилась мать. — Придёшь с работы, так только вас и слыхать, хоть бы помолчали с минуту.