Желтый. История цвета - [45]

В конце XVIII века и в первые десятилетия следующего увлечение желтыми тонами несколько ослабевает. Восток все еще в моде, но теперь в центре внимания уже не далекий Китай или недоступная Япония, а Древний Египет либо Ближний Восток. Представители романтизма в литературе и живописи восторгаются руинами Малой Азии или Святой Земли, а политики обращают взоры на Северную Африку. Египтомания, неоклассицизм и мода под названием «возвращение из Египта» не оставляют места для желтого, его вытесняет золотой, который теперь часто сочетается с темно-зеленым или с насыщенным оттенком пурпурно-красного, так называемым «цветом Помпеи». Позднее художники (Делакруа, Фромантен) и писатели, увлекающиеся Востоком, посещают страны Магриба и Палестину, и их поражает яркий свет, который они там видят, но они почти не замечают желтого ни в красках повседневной жизни, ни в одежде. Даже женщины, вопреки укоренившемуся мнению, редко носят желтое. Следует сказать, что в землях Ислама у желтого цвета неважная репутация. Здесь, как и на Западе, желтый – цвет лжи и предательства, и вдобавок еще цвет болезни и старости; наконец, это цвет, который в Османской империи ассоциируется с евреями, тогда как синий, холодный и злотворный, считается цветом христианских меньшинств. В исламском мире белый – это символ чистоты, зеленый – цвет Рая, черный указывает на высокий ранг, красный символизирует жизнь и силу, а желтый в хроматической иерархии располагается гораздо ниже. Здесь любуются только желтыми оттенками некоторых цветов, шафрана и солнца. Но в этих случаях арабский язык употребляет не слово «желтый», а слово «золотой»[187]. Поэтому у европейцев, посещающих Северную Африку, желтый цвет ассоциируется не с мусульманским населением, а с Античностью. В 1862 году, после выхода «карфагенского» романа «Саламбо», Флобер, который ездил в Тунис, чтобы побольше узнать о Карфагене и «наполниться тамошним светом и красками», пишет своему другу Луи Буйле, что решение написать «Саламбо» окончательно созрело у него во время этого путешествия: ему захотелось «дать читателю представление о желтом цвете». Это вызывает некоторое удивление, поскольку, как мы знаем, доминирующий цвет в «Саламбо» – красный[188].

Вернемся в Азию. Откуда взялось словосочетание «желтая раса», которым обозначают жителей Средней Азии и Дальнего Востока? По всей вероятности, оно появилось не раньше конца XVIII века. Одним из первых, кто употребляет это определение, был немецкий врач и антрополог Иоганн Фридрих Блуменбах (1752–1840), автор трактатов по анатомии и естественной истории, и в частности известного исследования о роде человеческом и о различиях между «расами», напечатанного в Геттингене в 1795 году: «De generis humani varietate native»[189]. Твердо убежденный в том, что человечество биологически однородно, Блуменбах тем не менее различает пять рас (varietates) по цвету кожи: эфиопскую (черную), кавказскую (белую), монгольскую (желтую), малайскую (коричневую) и амероиндейскую (красную). При этом он признает, что разные цвета кожи образуют некий хроматический «континуум» и существуют многочисленные промежуточные оттенки, которые трудно причислить к одной или другой расе. Вдобавок он не выдвигает никакой расистской или расовой теории в современном понимании. Идея превосходства одной расы над другой или другими не приходит ему в голову[190], а существование разных цветов кожи и различных физических типов у людей он объясняет географическими и климатическими факторами: чем дольше люди живут в засушливом и жарком климате, тем более темной становится их кожа. Тут он по сути не сказал ничего нового: подобные объяснения уже встречались у авторов Античности и Средневековья. Новизна в другом: Блуменбах утверждает, что цвет кожи способен меняться. Он считает уместным напомнить, что в древнегреческом языке слово chrôma, «цвет», этимологически связано с понятием «кожа». Вообще же он проявляет себя сторонником моногенизма (теории, что все люди произошли от одного предка) и подчеркивает, что граница между людьми и животными абсолютно непроницаема, даже если речь идет о животных, которых считают «высшими».

Блуменбаха часто называли одним из первых теоретиков расизма, но это не так. Расизм, плод колониализма и зарождающегося капитализма, появился задолго до того, как немецкий ученый опубликовал свою книгу. Следует признать, однако, что принцип деления людей по цвету кожи, который предлагает Блуменбах, очень скоро подхватили другие авторы, отнюдь не отличавшиеся столь же миролюбивыми взглядами (вспомним, например, Гобино[191]), и что в первой половине XIX века словосочетания «белая раса», «черная раса» и «желтая раса» стали общеупотребительными во многих европейских языках. Позже появились субстантивированные прилагательные, выражавшие ту же идею: белые, черные, желтые. Тем временем сформировались различные расовые теории, которые наделили эти слова более или менее выраженной уничижительной коннотацией. Она стала очень заметной в конце XIX века, когда уроженцев Азии начали называть «желтыми», про человека могли сказать «этот желтый», а главное, пошли разговоры о «желтой опасности». В то время многие европейцы начинают бояться, что народы Азии добьются превосходства над «белыми» и будут править миром.