Желтый. История цвета - [21]

Шрифт
Интервал

), но в исключительно хроматическом смысле, заменив пару существительное + прилагательное (color ruber, color croceus) или же субстантивированное прилагательное среднего рода (rubrum, croceum). Эта эволюция, по-видимому, подходит к завершению в XII веке, в период, когда уже сформировавшиеся местные языки принимают эстафету у латыни, и хроматические термины в них также субстантивируются. В первую очередь, это касается имен собственных: «Красный – красивый цвет, который…»; «Желтый – неприятный цвет, ставший таким в искусстве…» – затем простых существительных, сопровождаемых (во французском языке) определенными артиклями: le rouge, le jaune, le vert, le bleu.

Чтобы уяснить себе хронологию и различные аспекты этих изменений, лучше всего обратиться к двум областям жизни – литургической обрядовости и геральдике.

Желтому не место в христианской литургии

Долгое и упорное молчание Библии и Отцов Церкви о желтом цвете становится причиной того, что желтый не попадает в утвержденный кодекс богослужебных цветов, который постепенно складывается в период между эпохой Каролингов и XII столетием. Богословы, прелаты и священники, желающие добавить к цветам литургии желтый, а затем расширить сферу его применения, не находят ни в тексте Библии, ни в толкованиях Отцов Церкви решительно ничего, что могло бы оправдать присутствие желтого в каком-либо праздничном обряде, ничего, что связывало бы его со смыслом и значением того или иного праздника, ничего, что позволяло бы выбрать для праздничной литургии облачения и церковное убранство желтого цвета. Если они предпочтут красный, то смогут аргументировать это множеством ссылок, но если речь пойдет о желтом, сослаться будет не на что. Говоря шире, молчанием Библии и Отцов Церкви можно объяснить и тот факт, что в порядке своего рода ответной реакции – ведь именно литургия устанавливала иерархию цветов – в средневековой культуре символика желтого сформировалась позже, чем символика красного, белого, черного и даже зеленого, а также то, почему ее основным источником были изображения, а не тексты.

Но задержимся пока на списке богослужебных цветов[67]. В раннехристианскую эпоху священник отправляет службу в своей обычной одежде: отсюда некоторое разнообразие облачений и преобладание белых либо неокрашенных одежд. В дальнейшем белый предназначат исключительно для Пасхи и других наиболее важных праздников: по мнению большинства авторов, это было сделано для того, чтобы придать белому цвету особую торжественность. Однако вплоть до достаточно позднего времени у каждой епархии существуют свои установленные цвета литургии, тем более что начиная с IX века в церковном убранстве и облачениях допускается некое подобие роскоши, золото, яркие, насыщенные цвета. Параллельно появляются компиляции трактатов о литургии с рассуждениями о символике, и порой речь в них заходит о цветах; количество упоминаемых цветов может быть разным, но в каждом таком случае авторы пытаются придать вес своим рассуждениям, приведя соответствующий отрывок из Священного Писания. Поэтому желтый, как и следовало ожидать, в таких книгах не рассматривается.

По сути проблема в том, чтобы понять, имели ли первые трактаты о литургии, в которых упоминаются цвета (часто это анонимные сочинения, которые трудно датировать, а порой и понять), какое-то влияние на реальную богослужебную практику. Ни находки археологов, ни иконография (где преобладают темные тона) не позволяют нам утверждать, что такое влияние имело место. Зато впоследствии идеи этих авторов подхватят виднейшие богословы XII века, писавшие о литургии (Жан Авраншский, Гонорий Августодунский, Руперт Дойцкий, Жан Белет); однако в их нормативных текстах редко можно найти описания богослужения. Но именно с этого времени обычай привязывать тот или иной цвет к определенному празднику либо к определенной дате богослужебного календаря уже прочно закрепляется в большинстве епархий западно-христианского мира, даже если расхождения в правилах между ними остаются значительными.

Но вот на исходе XII века высказывает свое мнение кардинал Лотарио, будущий папа Иннокентий III. В 1195 году, будучи еще кардиналом-диаконом, которого тогдашний папа Целестин III, враг его семьи, временно отстранил от дел папской курии, он пишет несколько трактатов. Один из них посвящен мессе и называется «О Таинстве Святого Алтаря» («De sacro sancti altaris mysterio»). Это юношеское сочинение, которое иногда считают недостойным будущего великого понтифика, по обычаю ранней схоластики, изобилует компиляциями и цитатами. Но именно этим трактат и ценен для нас: кардинал Лотарио кратко пересказывает то, что было написано до него. Вдобавок содержащиеся там сведения о цветах тканей для церковного убранства и облачений важны потому, что автор описывает обычаи Римской епархии незадолго до своего собственного понтификата. До сих пор любая епархия могла перенимать римские обычаи в литургии, если находила нужным, но они еще не стали нормой для всего христианского мира, поэтому епископы и прихожане часто придерживались местных правил. Но огромный авторитет Иннокентия III привел к тому, что в течение XIII века все изменилось. Люди постепенно пришли к мысли, что правила, принятые в Риме, должны стать законом для всех. Вдобавок сочинения этого папы, даже написанные в молодости, стали каноническими: так случилось и с трактатом о мессе. Глава о богослужебных цветах не только будет пересказываться всеми литургистами XIII века, но еще и станет руководством к действию для многих епархий, в том числе и весьма удаленных от Рима


Еще от автора Мишель Пастуро
Красный

Красный» — четвертая книга М. Пастуро из масштабной истории цвета в западноевропейских обществах («Синий», «Черный», «Зеленый» уже были изданы «Новым литературным обозрением»). Благородный и величественный, полный жизни, энергичный и даже агрессивный, красный был первым цветом, который человек научился изготавливать и разделять на оттенки. До сравнительно недавнего времени именно он оставался наиболее востребованным и занимал самое высокое положение в цветовой иерархии. Почему же считается, что красное вино бодрит больше, чем белое? Красное мясо питательнее? Красная помада лучше других оттенков украшает женщину? Красные автомобили — вспомним «феррари» и «мазерати» — быстрее остальных, а в спорте, как гласит легенда, игроки в красных майках морально подавляют противников, поэтому их команда реже проигрывает? Французский историк М.


Синий

Почему общества эпохи Античности и раннего Средневековья относились к синему цвету с полным равнодушием? Почему начиная с XII века он постепенно набирает популярность во всех областях жизни, а синие тона в одежде и в бытовой культуре становятся желанными и престижными, значительно превосходя зеленые и красные? Исследование французского историка посвящено осмыслению истории отношений европейцев с синим цветом, таящей в себе немало загадок и неожиданностей. Из этой книги читатель узнает, какие социальные, моральные, художественные и религиозные ценности были связаны с ним в разное время, а также каковы его перспективы в будущем.


Дьявольская материя

Уже название этой книги звучит интригующе: неужели у полосок может быть своя история? Мишель Пастуро не только утвердительно отвечает на этот вопрос, но и доказывает, что история эта полна самыми невероятными событиями. Ученый прослеживает историю полосок и полосатых тканей вплоть до конца XX века и показывает, как каждая эпоха порождала новые практики и культурные коды, как постоянно усложнялись системы значений, связанных с полосками, как в материальном, так и в символическом плане. Так, во времена Средневековья одежда в полосу воспринималась как нечто низкопробное, возмутительное, а то и просто дьявольское.


Зеленый

Исследование является продолжением масштабного проекта французского историка Мишеля Пастуро, посвященного написанию истории цвета в западноевропейских обществах, от Древнего Рима до XVIII века. Начав с престижного синего и продолжив противоречивым черным, автор обратился к дешифровке зеленого. Вплоть до XIX столетия этот цвет был одним из самых сложных в производстве и закреплении: химически непрочный, он в течение долгих веков ассоциировался со всем изменчивым, недолговечным, мимолетным: детством, любовью, надеждой, удачей, игрой, случаем, деньгами.


Черный

Данная монография является продолжением масштабного проекта французского историка Мишеля Пастуро – истории цвета в западноевропейских обществах, от Древнего Рима до XVIII века, начатого им с исследования отношений европейцев с синим цветом. На этот раз в центре внимания Пастуро один из самых загадочных и противоречивых цветов с весьма непростой судьбой – черный. Автор предпринимает настоящее детективное расследование приключений, а нередко и злоключений черного цвета в западноевропейской культуре. Цвет первозданной тьмы, Черной смерти и Черного рыцаря, в Средние века он перекочевал на одеяния монахов, вскоре стал доминировать в протестантском гардеробе, превратился в излюбленный цвет юристов и коммерсантов, в эпоху романтизма оказался неотъемлемым признаком меланхолических покровов, а позднее маркером элегантности и шика и одновременно непременным атрибутом повседневной жизни горожанина.


Повседневная жизнь Франции и Англии во времена рыцарей Круглого стола

Книга известного современного французского историка рассказывает о повседневной жизни в Англии и Франции во второй половине XII – первой трети XIII века – «сердцевине западного Средневековья». Именно тогда правили Генрих Плантагенет и Ричард Львиное Сердце, Людовик VII и Филипп Август, именно тогда совершались великие подвиги и слагались романы о легендарном короле бриттов Артуре и приключениях рыцарей Круглого стола. Доблестные Ланселот и Персеваль, королева Геньевра и бесстрашный Говен, а также другие герои произведений «Артурианы» стали образцами для рыцарей и их дам в XII—XIII веках.


Рекомендуем почитать
Русская мифология: Мир образов фольклора

Данная книга — итог многолетних исследований, предпринятых автором в области русской мифологии. Работа выполнена на стыке различных дисциплин: фольклористики, литературоведения, лингвистики, этнографии, искусствознания, истории, с привлечением мифологических аспектов народной ботаники, медицины, географии. Обнаруживая типологические параллели, автор широко привлекает мифологемы, сформировавшиеся в традициях других народов мира. Посредством комплексного анализа раскрываются истоки и полисемантизм образов, выявленных в быличках, бывальщинах, легендах, поверьях, в произведениях других жанров и разновидностей фольклора, не только вербального, но и изобразительного.


Сент-Женевьев-де-Буа. Русский погост в предместье Парижа

На знаменитом русском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа близ Парижа упокоились священники и царедворцы, бывшие министры и красавицы-балерины, великие князья и террористы, художники и белые генералы, прославленные герои войн и агенты ГПУ, фрейлины двора и портнихи, звезды кино и режиссеры театра, бывшие закадычные друзья и смертельные враги… Одни из них встретили приход XX века в расцвете своей русской славы, другие тогда еще не родились на свет. Дмитрий Мережковский, Зинаида Гиппиус, Иван Бунин, Матильда Кшесинская, Шереметевы и Юсуповы, генерал Кутепов, отец Сергий Булгаков, Алексей Ремизов, Тэффи, Борис Зайцев, Серж Лифарь, Зинаида Серебрякова, Александр Галич, Андрей Тарковский, Владимир Максимов, Зинаида Шаховская, Рудольф Нуриев… Судьба свела их вместе под березами этого островка ушедшей России во Франции, на погосте минувшего века.


Персонажи карельской мифологической прозы. Исследования и тексты быличек, бывальщин, поверий и верований карелов. Часть 1

Данная книга является первым комплексным научным исследованием в области карельской мифологии. На основе мифологических рассказов и верований, а так же заговоров, эпических песен, паремий и других фольклорных жанров, комплексно представлена картина архаичного мировосприятия карелов. Рассматриваются образы Кегри, Сюндю и Крещенской бабы, персонажей, связанных с календарной обрядностью. Анализируется мифологическая проза о духах-хозяевах двух природных стихий – леса и воды и некоторые обряды, связанные с ними.


Моя шокирующая жизнь

Эта книга – воспоминания знаменитого французского дизайнера Эльзы Скиапарелли. Имя ее прозвучало на весь мир, ознаменовав целую эпоху в моде. Полная приключений жизнь Скиап, как она себя называла, вплетается в историю высокой моды, в ее творчестве соединились классицизм, эксцентричность и остроумие. Каждая ее коллекция производила сенсацию, для нее не существовало ничего невозможного. Она первая создала бутик и заложила основы того, что в будущем будет именоваться prèt-á-porter. Эта книга – такое же творение Эльзы, как и ее модели, – отмечена знаком «Скиап», как все, что она делала.


В поисках забвения

Наркотики. «Искусственный рай»? Так говорил о наркотиках Де Куинси, так считали Бодлер, Верлен, Эдгар По… Идеальное средство «расширения сознания»? На этом стояли Карлос Кастанеда, Тимоти Лири, культура битников и хиппи… Кайф «продвинутых» людей? Так полагали рок-музыканты – от Сида Вишеса до Курта Кобейна… Практически все они умерли именно от наркотиков – или «под наркотиками».Перед вами – книга о наркотиках. Об истории их употребления. О том, как именно они изменяют организм человека. Об их многочисленных разновидностях – от самых «легких» до самых «тяжелых».


Ступени профессии

Выдающийся деятель советского театра Б. А. Покровский рассказывает на страницах книги об особенностях профессии режиссера в оперном театре, об известных мастерах оперной сцены. Автор делится раздумьями о развитии искусства музыкального театра, о принципах новаторства на оперной сцене, о самой природе творчества в оперном театре.


Записки куклы. Модное воспитание в литературе для девиц конца XVIII – начала XX века

Монография посвящена исследованию литературной репрезентации модной куклы в российских изданиях конца XVIII – начала XX века, ориентированных на женское воспитание. Среди значимых тем – шитье и рукоделие, культура одежды и контроль за телом, модное воспитание и будущее материнство. Наиболее полно регистр гендерных тем представлен в многочисленных текстах, изданных в формате «записок», «дневников» и «переписок» кукол. К ним примыкает разнообразная беллетристическая литература, посвященная игре с куклой.


Мода и искусство

Сборник включает в себя эссе, посвященные взаимоотношениям моды и искусства. В XX веке, когда связи между модой и искусством становились все более тесными, стало очевидно, что считать ее не очень серьезной сферой культуры, не способной соперничать с высокими стандартами искусства, было бы слишком легкомысленно. Начиная с первых десятилетий прошлого столетия, именно мода играла центральную роль в популяризации искусства, причем это отнюдь не подразумевало оскорбительного для искусства снижения эстетической ценности в ответ на запрос массового потребителя; речь шла и идет о поиске новых возможностей для искусства, о расширении его аудитории, с чем, в частности, связан бум музейных проектов в области моды.


Поэтика моды

Мода – не только история костюма, сезонные тенденции или эволюция стилей. Это еще и феномен, который нуждается в особом описательном языке. Данный язык складывается из «словаря» глянцевых журналов и пресс-релизов, из профессионального словаря «производителей» моды, а также из образов, встречающихся в древних мифах и старинных сказках. Эти образы почти всегда окружены тайной. Что такое диктатура гламура, что общего между книгой рецептов, глянцевым журналом и жертвоприношением, между подиумным показом и священным ритуалом, почему пряхи, портные и башмачники в сказках похожи на колдунов и магов? Попытка ответить на эти вопросы – в книге «Поэтика моды» журналиста, культуролога, кандидата философских наук Инны Осиновской.


Мужчина и женщина: Тело, мода, культура. СССР — оттепель

Исследование доктора исторических наук Наталии Лебиной посвящено гендерному фону хрущевских реформ, то есть взаимоотношениям мужчин и женщин в период частичного разрушения тоталитарных моделей брачно-семейных отношений, отцовства и материнства, сексуального поведения. В центре внимания – пересечения интимной и публичной сферы: как директивы власти сочетались с кинематографом и литературой в своем воздействии на частную жизнь, почему и когда повседневность с готовностью откликалась на законодательные инициативы, как язык реагировал на социальные изменения, наконец, что такое феномен свободы, одобренной сверху и возникшей на фоне этакратической модели устройства жизни.