Желтые обои, Женландия и другие истории - [96]

— Достаточно ли сильно ты его любишь для того, чтобы сделать нечто для покорения его сердца, и сможешь ли ради этого хорошенько напрячься?

— Ну… да… вроде бы смогу. Если это придется мне по душе. А ты о чем?

И тут Лоис изложила мне свой план. В молодости она уже была замужем, причем неудачно. Развелась много лет назад. Рассказала она об этом давным-давно, прибавив, что не сожалеет о боли расставания, поскольку обрела жизненный опыт. А вместе с ним — девичью фамилию и свободу. Лоис так меня любила, что хотела передать этот опыт мне, но без боли расставания.

— Мужчины любят музыку, — сказала она. — Они любят умные разговоры, конечно же, любят красоту и все такое…

— Тогда они должны любить тебя! — оборвала я ее. На самом деле, они ее любили. Я знала нескольких, кто делал ей предложение, но Лоис отвечала, что «одного раза достаточно». По-моему, они были для нее не очень хорошими партиями.

— Не дурачься, малышка, — осадила меня Лоис. — Тут все серьезно. В сущности, больше всего их привлекает домовитость. Разумеется, влюбятся они во что угодно, но жениться захотят на хорошей хозяйке. Сейчас мы живем в идиллической обстановке, очень благоприятствующей влюбленности, но никак не располагающей к женитьбе. Будь я на твоем месте, если бы я действительно любила этого человека и хотела бы за него выйти, то навела бы здесь домашний уют.

— Уют? Но тут и так уютно. За всю жизнь я нигде не чувствовала себя такой счастливой. Лоис, ты о чем?

— Человек, полагаю, может быть счастлив и в гондоле воздушного шара, — ответила она, — но гондола не заменит ему дом. Он приходит сюда, сидит и болтает с нами. Все это дивно, очаровательно и чудесно. Затем из «Кальцеолярии» раздаются звуки гонга, и мы шлепаем по мокрой лесной тропке. Очарования как не бывало. Тебе надо начать готовить.

Готовить я умела просто прекрасно. Высокочтимая матушка досконально обучила меня домоводству, и я не возражала против работы по хозяйству, если она не мешала заниматься чем-нибудь еще. Но когда готовишь и моешь посуду, это сказывается на руках, а для рукоделия нужны подвижные суставы и гибкие пальцы. Но если вопрос в том, чтобы покорить сердце Форда Мэтьюса…

Лоис спокойно продолжала:

— Миссис Казуэлл быстренько оборудует нам кухню. Помнишь, она об этом говорила, когда мы сняли домик. Тут многие ведут домашнее хозяйство, и мы сможем, если захотим.

— Но мы же не хотим, — возразила я, — и никогда не хотели. Вся прелесть жизни здесь и состоит в том, что не надо думать о домашней работе. И все же, как ты говоришь, было бы чудесно дождливым вечером вкусно поужинать и пригласить его…

— Он говорил, что настоящего дома у него не было с восемнадцати лет, — заметила Лоис.

Вот так мы и решили обустроить у нас в домике кухню. Рабочие оборудовали ее за несколько дней — обычную пристройку с окошком, раковиной и двумя дверьми. Готовкой занималась я. Блюда мы ели вкусные, тут спору нет: хорошее свежее молоко и особенно овощи. В здешних краях трудно раздобыть фрукты, да и мясо тоже, однако мы прекрасно управлялись: чем меньше у тебя есть, тем больше нужно приложить трудов, требуются лишь время и фантазия, вот и все.

Лоис любит хозяйничать, но это плохо отражается на руках, поскольку она играет на фортепьяно, так что она не может, а мне это очень по душе — ведь у меня есть «сердечный» интерес. Форд, безусловно, был в восторге. Он часто к нам приходил и поглощал еду с нескрываемым удовольствием. Я этому радовалась, хотя готовка довольно сильно мешала моей работе. Лучше всего мне работается по утрам, но ведь и домашние дела нужно делать тоже утром. Просто поразительно, сколько забот обнаруживается в крохотной кухоньке. Заходишь туда на минуту, видишь и это, и то, и еще вон то. Все нужно сделать, и оглянуться не успеешь, как минута превращается в час.

Когда выдавалась возможность присесть, утреннее вдохновение уже улетучивалось. Раньше, просыпаясь, я вдыхала только свежие запахи дерева и леса за окном. Теперь, едва открыв глаза, чувствовала призывные кухонные ароматы. Керосинка немного попахивала вне зависимости от того, в доме она стоит или на улице. И мыло тоже, и… Ну, сами знаете, если готовишь в спальне, то атмосфера там совсем иная, верно? Раньше в нашем домике были лишь спальни и гостиная.

Еще мы пекли хлеб. У булочника он был невкусный, и Форд просто обожал мой черный и белый хлеб, а особенно горячие булочки и сдобу. Кормить его было очень приятно, но от готовки в доме становилось жарко. В дни, когда мы пекли, я не могла делать ничего другого. Когда же я все-таки садилась за работу, начинали приносить то молоко, то мясо, то овощи. Иногда прибегали ребятишки с ягодами. Больше всего меня раздражали следы колес на лугу у нашего дома. Вскоре они почти проторили дорогу — ничего удивительного, — но я их терпеть не могла. Я утратила дивное ощущение, что живу на краю земли и смотрю вниз. Теперь наш домик казался всего лишь бусинкой на ниточке, наравне с остальными. Но было совершенно ясно, что я полюбила мужчину и пошла бы на большее, чтобы сделать ему приятное. Теперь мы не могли отправляться на прогулку, когда захочется: нужно было заниматься готовкой и принимать припасы, когда их привозили. Частенько на кухне заправляла Лоис, но в большинстве случае хозяйничала там я. Я не могла допустить, чтобы из-за меня у Лоис все лето пошло насмарку. А Форду все это очень нравилось.