Железный тюльпан - [29]
— Люба.
— О, мое почтение!.. — Писатель завозился, пытаясь приподняться со стула. — Мое…
— Не вставайте, — поморщилась Алла. — Я уже села. — Она перекинула ногу за ногу, вытащила пачку «Данхилла», ловко выбила сигарету. — Игнат, жрать я ничего не буду, не бери. Хочу пить. Возьми мне грейпфрутовый сок. И апельсины. Хочу сама чистить апельсины, и чтобы руки у меня пахли цедрой и спиртом. Я помешала вашей беседе?
— Ничуть. — Толстяк наконец выпростался из-за стола. — Это я не изволю вам мешать. Вы такая, — он причмокнул губами, — прелестная пара.
Когда писатель, огромный, грузный, одышливо волоча рядом с собой свой живот, удалился, пыхтя, Алла сквозь дым обожгла зрачками Лисовского.
— О чем вели речь? О книжке?.. Напиши когда-нибудь книжку о моей судьбе. О том, как я стала… — она помедлила, — тем, кем я стала.
— Когда же?
— Когда я умру. — Она произнесла это, удивившись самой себе, спокойно и холодно. И проследила, как он вздрогнул. — Знаешь, кто это?
Она вытащила из сумки затрепанный журнал, поднесла его к носу Игната. Ткнула пальцем в фигуру поджарого чернявого мужика за спинами счастливых супругов, тогда еще живых.
Лисовский взял журнал из рук Аллы. Поднес ближе к глазам.
— О-о, премилый снимочек. Римские каникулы, ха-ха. Братишка в Риме, со звездой-женой. А вокруг бомонд.
Он усмехнулся, и ей не понравилась эта усмешка.
— Почему ты так произнес это слово?
— Так презрительно?.. А что, мне их всех обожать, что ли?.. Я слишком хорошо знаю, что и, главное, кто за всем этим стоит. — Он щелкнул ногтем по фотографии. — Хочешь знать, кто этот крючконосый тип?.. Французенок один. Режиссе-е-ер, — протянул он в нос. — Рене Милле. Если тебе, — он очертил вокруг нее глазами круг ядовитой насмешки, — что-нибудь говорит это имя. Ты же не смотрела его фильмов. Руку на отсечение.
Щеки Аллы пошли красными пятнами. Она, не вынимая изо рта дымящую соску «Данхилла», спокойно сказала:
— Смотрела. Кто ж их не смотрел. Последнюю ленту люблю. «Иероглифы нежности моей». Идеально снято.
— Браво, Беловолк, натаскал крошку. Зачем тебе знать, кто тут снят? — Лисовский погрузил глаза в лицо Аллы, как буры. — Говори быстро! Не думай! Не ищи судорожно, что бы такое мне соврать! Я все равно…
Она, улыбаясь, положила ладонь, пахнущую ментоловым табаком, ему на губы.
— Замолчи, дружочек. Сейчас мы поедем в номер, и я там тебе все объясню подробно. Я же не твой писатель, и со мной ты не заключаешь сделку на мафиозную книжку. Ты что, думал, что я неграмотная дура?.. Люба, — она блеснула зубами в улыбке, — Люба Башкирцева не такая уж девка из негритянского секс-бара, как тебе кажется.
— Браво, браво, браво. — Его губы дрогнули в ответной улыбке. Она уже видела, что он хочет ее. Его рука под столом нашла ее колено. — Браво, Люба. Твой сок.
Он кивнул на узкий бокал с янтарно-зеленым напитком, аккуратно поставленный на стол мрачным, как туча, официантом.
Этот чертов Рене Милле хотел, оказывается, снять Любочку в каком-то своем новом фильме. Сюжет классный, как сказал всезнающий Игнат. Нечто вроде монгольской ли, китайской ли Кармен. В России началась странная мода на Восток. Да ведь и я сама с Востока. Восточная Сибирь, это вам не комар чихнул. Это уже почти Монголия… почти Япония. А они там, на Западе, на восточную экзотику особо падки. Как это я чудом вспомнила это имя — Рене Милле?! Ну да, какое тут чудо, три дня назад Беловолк крутил кассету с этим фильмом мне на ночь, шипел над ухом: гляди, дура, просвещайся, это один из лучших режиссеров мира, это шедевр. Иероглифы нежности моей, ну и названьице. Я думала, там и правда о нежности, а там — убийство на убийстве. И как живот себе мечами взрезают, и все такое. Сплошная Япония. Секса много. Кровь и секс — люди жрут это на каждом шагу, как гамбургеры. Может, дойдут до того, что в центре Москвы выстроят такой амфитеатр, такой огромный стадион, и под открытым небом будут там стравливать рокеров и убивать диких зверей, и рубить на куски змей, и заставлять приговоренных к смерти вспарывать себе животы ножами. И пол-Москвы будет торчать в этом диком амфитеатре за гигантскую плату. За немереные баксы. Рене Милле! Зачем ты, жалкий французик, снимаешь восточные ужасы на пленку?! Мы — азиатская страна. Нас ужасами не соблазнишь. Мы сами поставим Европе ужасов сколько хочешь, в подол из мешка отсыплем.
Монгольская Кармен, ха-ха. Я поеду к Милле. Я, конечно, Лисовскому это не сказала. Он и так все понял. Ведь у меня скоро гастроли в Париже. Я там и так его найду.
Я ПОЗНАКОМЛЮСЬ С КАЖДЫМ, КТО СМЕЕТСЯ НА ФОТОГРАФИИ.
Я НАЙДУ ИХ ВСЕХ. ПО ОЧЕРЕДИ. КАЖДОГО. КАЖДУЮ.
Я УЗНАЮ, КТО ИЗ НИХ УБИЛ ЛЮБУ.
Она расспросила его не только о Рене Милле. Она расспросила его обо всех, запечатленных мгновенной острой вспышкой у ночного фонтана Треви.
Она расспрашивала его об этих людях в гостиничном номере, снятом Игнатом, как всегда, на одну ночь — на одну ночь с ней, самозванкой. Ей отчего-то нравилось чувствовать себя в его сильных руках самозванкой и узурпаторшей. Он оценивал искусство ее притворства, поддельный блеск ее копии. Когда он ложился на нее и вминал свое тело в ее, податливое и упругое, когда он сажал ее на себя и властно направлял ее движения: делай так, вот так, так будет хорошо, — она понимала: он берет не Любу, он берет ее, маленькую жалкую шлюшку с Казанского, внезапно ставшую блестящей царицей.
В танце можно станцевать жизнь.Особенно если танцовщица — пламенная испанка.У ног Марии Виторес весь мир. Иван Метелица, ее партнер, без ума от нее.Но у жизни, как и у славы, есть темная сторона.В блистательный танец Двоих, как вихрь, врывается Третий — наемный убийца, который покорил сердце современной Кармен.А за ними, ослепленными друг другом, стоит Тот, кто считает себя хозяином их судеб.Загадочная смерть Марии в последней в ее жизни сарабанде ярка, как брошенная на сцену ослепительно-красная роза.Кто узнает тайну красавицы испанки? О чем ее последний трагический танец сказал публике, людям — без слов? Язык танца непереводим, его магия непобедима…Слепяще-яркий, вызывающе-дерзкий текст, в котором сочетается несочетаемое — жесткий экшн и пронзительная лирика, народный испанский колорит и кадры современной, опасно-непредсказуемой Москвы, стремительная смена городов, столиц, аэропортов — и почти священный, на грани жизни и смерти, Эрос; но главное здесь — стихия народного испанского стиля фламенко, стихия страстного, как безоглядная любовь, ТАНЦА, основного символа знака книги — римейка бессмертного сюжета «Кармен».
Русские в Париже 1920–1930-х годов. Мачеха-чужбина. Поденные работы. Тоска по родине — может, уже никогда не придется ее увидеть. И — великая поэзия, бессмертная музыка. Истории любви, огненными печатями оттиснутые на летописном пергаменте века. Художники и политики. Генералы, ставшие таксистами. Княгини, ставшие модистками. А с востока тучей надвигается Вторая мировая война. Роман Елены Крюковой о русской эмиграции во Франции одновременно символичен и реалистичен. За вымышленными именами угадывается подлинность судеб.
Ром – русский юноша, выросший без родителей. Фелисидад – дочка прекрасной колдуньи. Любовь Рома и Фелисидад, вспыхнувшая на фоне пейзажей современной Латинской Америки, обречена стать роковой. Чувства могут преодолеть даже смерть, но им не под силу справиться с различием культур и национальностей…
Название романа Елены Крюковой совпадает с названием признанного шедевра знаменитого итальянского скульптора ХХ века Джакомо Манцу (1908–1991), которому и посвящен роман, — «Вратами смерти» для собора Св. Петра в Риме (10 сцен-рельефов для одной из дверей храма, через которые обычно выходили похоронные процессии). Роман «Врата смерти» также состоит из рассказов-рельефов, объединенных одной темой — темой ухода, смерти.
Война глазами детей. Так можно определить объемное пространство нового романа Елены Крюковой, где через призму детских судеб просматриваются трагедии, ошибки, отчаяние, вражда, победы и боль взрослого мира. "Беллона" - полотно рембрандтовских светотеней, контрастное, эмоционально плотное. Его можно было бы сопоставить с "Капричос" Гойи, если бы не узнаваемо русская широта в изображении батальных сцен и пронзительность лирических, интимных эпизодов. Взрослые и дети - сюжетное и образное "коромысло" книги.
Уходит в прошлое царствование императора Александра Первого. Эпоха героев сменяется свинцовым временем преданных. Генералу Мадатову, герою войны с Наполеоном, человеку отчаянной храбрости, выдающемуся военачальнику и стратегу, приходится покинуть Кавказ. Но он все еще нужен Российской империи. Теперь его место – на Балканах. В тех самых местах, где когда-то гусарский офицер Мадатов впервые показал себя храбрейшим из храбрых. Теперь генералу Мадатову предстоит повернуть ход Турецкой войны… Четвертая, заключительная книга исторической эпопеи Владимира Соболя «Воздаяние храбрости».
Трудно представить, до какой низости может дойти тот, кого теперь принято называть «авторитетом». Уверенный в безнаказанности, он изощренно жестоко мстит судье, упрятавшей на несколько дней его сына-насильника в следственный изолятор.В неравном единоборстве доведенной до отчаяния судьи и ее неуязвимого и всесильного противника раскрывается куда более трагическая история — судьба бывших офицеров-спецназовцев…
открыть Европейский вид человечества составляет в наши дни уже менее девятой населения Земли. В таком значительном преобладании прочих рас и быстроте убывания, нравственного вырождения, малого воспроизводства и растущего захвата генов чужаками европейскую породу можно справедливо считать вошедшею в состояние глубокого упадка. Приняв же во внимание, что Белые женщины детородного возраста насчитывают по щедрым меркам лишь одну пятидесятую мирового населения, а чадолюбивые среди них — и просто крупицы, нашу расу нужно трезво видеть как твёрдо вставшую на путь вымирания, а в условиях несбавляемого напора Третьего мира — близкую к исчезновению.
Денис Гребски (в недавнем прошлом — Денис Гребенщиков), американский журналист и автор модных детективов, после убийства своей знакомой Зои Рафалович невольно становится главным участником загадочных и кровавых событий, разворачивающихся на территории нескольких государств. В центре внимания преступных группировок, а также известных политиков оказывается компромат, который может кардинально повлиять на исход президентских выборов.
Призраки прошлого не отпускают его, даже когда он сам уже практически мёртв. Его душа погибла, но тело жаждет расставить точки над "i". Всем воздастся за все их грехи. Он станет орудием отмщения, заставит вспомнить самые яркие кошмары, не упустит никого. Весь мир криминала знает его как Дарующего Смерть — убийцу, что готов настичь любого. И не важно, сколько вокруг охраны. Он пройдёт сквозь неё и убьёт тебя, если ты попал в его список. Содержит нецензурную брань.
Название романа отражает перемену в направлении развития земной цивилизации в связи с созданием нового доминантного эгрегора. События, уже описанные в романе, являются реально произошедшими. Частично они носят вариантный характер. Те события, которые ждут описания — полностью вариантны. Не вымышлены, а именно вариантны. Поэтому даже их нельзя причислить к жанру фантастики Чистую фантастику я не пишу. В первой книге почти вся вторая часть является попытками философских размышлений.