Железные ворота - [23]

— Я должен сообщить вам нечто важное…

Во дворе, около лестницы, их остановила тетушка Стаматина.

— Неужто он имел право выкинуть нас на улицу? Вы вот, господин Харилаос, судили людей, так ответьте, справедливо ли это? Он даже не сказал нам причины.

— А что вас задело больше: что вы оказались на улице или что он не сказал вам причины? — спросил господин Харилаос.

— Почему ж он скрывает от своей матери, что у него на уме?

— А если бы он не скрывал, что б изменилось?

— Он командует нами, а мы пляшем под его дудку.

— Вы правы, — сказал судья, — но раз вы пляшете под его дудку…

— А что нам остается делать? Он сам вышвырнул вещи. Справедливо ли это?

— Видите ли, в наше время, что бы ни сделал человек, все считается справедливым. Вот до чего докатились!

— А если бы вы нас судили?

— Ваш сын полагает, что может сам все решать, а вы, естественно, желаете знать, что он решил. Но раз вы сидите во дворе, значит, вы ему повинуетесь. Но не расстраивайтесь, он вам раскроет свои намерения, поступить иначе он не может.

Слова судьи не успокоили тетушку Стаматину. Ничего тут не разберешь. Вот и в тюрьму людей упрятывают тоже не поймешь за что.

Господин Харилаос простился со старухой и стал осторожно подниматься по лестнице, словно боясь разбудить кого-то.

— Неужто он прав? — кричала вслед судье тетушка Стаматина. — Скажите мне, и это справедливо?

Улыбнувшись, судья вошел к себе в квартиру, а старуха, насупившись, села опять на кровать посреди двора.

Лукия собралась идти в кино.

— Не уходи, — сказал ей отец. — Сядь, я должен сообщить вам нечто важное.

Встревоженная госпожа Иоанна спросила, не стряслась ли какая беда. Господин Харилаос, не скрывая радости, сообщил им, что нашел наконец человека, от которого зависит жизнь Ангелоса. Много лет искал он его и встретил сегодня в кофейне на площади Омония.

— Он единственный давал показания против Ангелоса. На их основании был вынесен приговор. Это скользкий человек, коллаборационист, возможно доносчик. Сейчас он занимается торговлей, ворочает большими, но дурно пахнущими делами. Он выслушал меня, но, видно, ничего не помнит…

— Что ж он тебе сказал?

— Обещал подумать. Послезавтра я увижусь с ним. Я уверен, что смогу убедить его.

— Это ничего не даст, — заметила госпожа Иоанна.

— Иоанна, ты неправа. У этого человека не было никаких личных мотивов. Я все объяснил ему, и, насколько понял, у него нет особых возражений. Его принудили дать показания. Когда он спросит свою совесть…

— Предположим, ты его убедишь, ну и что из того? — спросила Лукия.

— Я просил его взять показания обратно. Если он это сделает, Ангелос будет вне опасности. Он перестанет скрываться. Мы опротестуем…

— Харилаос, и он вернется домой?

— Возможно, Иоанна.

— Как легко вы обольщаетесь, — заметила насмешливо Лукия.

Господин Харилаос сразу помрачнел и устало опустился на стул перед письменным столом. Лукия победоносно смотрела на Измини и на родителей, словно радуясь эффекту, произведенному ее словами.

— Я пойду в кино… Надоело мне все это.

Господин Харилаос притворился, что не слышит. Он достал из ящика судебное дело — знакомую выцветшую голубоватую папку — и погрузился в чтение пожелтевшего, напечатанного на машинке документа. Вскоре хлопнула кухонная дверь, и каблучки Лукии застучали по лестнице. Кто ее обижает? У нее муж, самостоятельное хозяйство и полное право устраивать собственную жизнь. «Здесь я в гостях, если я вам мешаю, то сейчас же уеду», — сказала она два дня назад. В то же время она не скрывает, что дома ее все раздражает. О муже своем она не упомянула ни разу, будто его вообще не существовало. Замуж она вышла скоропалительно, сразу после вынесения приговора Ангелосу, будто только и ждала решения суда, чтобы обвенчаться. Однажды вечером она привела домой своего будущего мужа, малознакомого ей человека, преподавателя какой-то македонской гимназии; он представился господину Харилаосу. Судья побеседовал с ним. Через неделю состоялась свадьба, а три дня спустя молодые уехали в Ксанти. На следующий год Лукия прислала родителям весточку из Кардицы, а позже из Комотини. «Я поживу у вас несколько дней, — объявила она, приехав недавно домой в Афины, и тотчас добавила: — Если вы, конечно, не возражаете». Удивленная мать взяла у нее из рук чемоданчик. Через час Лукия вела себя так, словно никуда не уезжала. С лица ее не сходила недовольная гримаса, точно все перед ней в чем-то были виноваты.

— Я боюсь, Харилаос, что и на этот раз повторится старая история, — сказала госпожа Иоанна. — Ты должен, наконец, признаться, что ошибался насчет исхода процесса… Хорошо еще, что мальчик тебя не послушал…

— Иоанна, что было, то прошло. Или начнем опять сначала?

— Но и тогда ты верил, что его оправдают, и даже говорил, что он должен явиться на суд, — продолжала госпожа Иоанна.

— Теперь многое изменилось, — задумчиво сказал господин Харилаос и про себя добавил: «Если этот толстяк с заплывшими глазками захочет…»

Во время процесса господин Харилаос тоже считал, что действует правильно, и был убежден, что Ангелоса оправдают. Он сказал судьям — они все были его старыми коллегами: «Я не прошу у вас снисхождения. Судите его по совести. Я верю в его невиновность и в вашу беспристрастность». В тот день он вернулся домой довольный собой и поделился со своими: «Правильней поступить я не мог. Если бы я завел с ними разговор о деле Ангелоса, я бы оказался самым заурядным адвокатом, защищающим своего клиента, я же доверил им жизнь сына, положился на их совесть и свою твердую уверенность. Отцу не легко так поступить. Судьи хорошо меня знают и сами сделают надлежащий вывод». Он даже полагал, что, предстань его сын перед судом, было бы больше оснований оправдать его. Измини встречалась тогда с Ангелосом и передала ему мнение отца, но Ангелос сказал, что явиться ему на суд было бы сущим безумием. Господин Харилаос ни разу не показался в зале суда — пусть его коллеги не думают, что он хочет повлиять на них. Он долго надеялся, что дело Ангелоса будет слушаться отдельно от дел тех, кого обвиняли вместе с ним. Приговор вынесли после полуночи, и господин Харилаос вернулся домой совершенно разбитый. Он тихо постучал в окно Измини. «Мои надежды не оправдались», — пробормотал он. И с трудом поднялся по лестнице. Они решили сказать госпоже Иоанне, что добились временного прекращения дела, чтобы собрать побольше материала. Они прятали от нее газеты, чтобы, не дай бог, она не узнала правды. Но Лукия прочла сообщение о приговоре и подняла крик на весь дом. Она рыдала и сквозь слезы сыпала проклятия. Госпожа Иоанна подумала, что Ангелоса уже расстреляли, и потеряла сознание. Измини побежала на квартиру к Ставросу, у которого скрывался Ангелос. Но там ей сказали, что, прочтя утром свой приговор в газете, он внезапно исчез. Прошел месяц, пока они снова встретились. Она разыскала его у тети Эвантии. Ангелос был во власти страха. За это время он сменил пять-шесть квартир. Прятался у друзей и просто знакомых. Тогда казалось, что преследование не может долго продолжаться. Наконец Ангелос немного пришел в себя. Они с Измини стали изредка встречаться. Так в тревогах и страхе прошло почти два года. Последнее время он жил у Манолиса в городе Маруси, неподалеку от Афин. Однажды Ангелос не пришел к ней на свидание. И на следующий день она прождала его напрасно. Тогда Измини отправилась к Манолису, но дверь его дома оказалась на замке. Она ездила туда еще раз, но дом по-прежнему был заперт, и наконец она узнала от соседки, что все куда-то уехали. С тех пор она больше не видела Ангелоса…