Железная дорога - [28]

Елена Николаевна и не пыталась скрывать волнение перед встречей с ещё не моим Диданом. Пёрышки в тот день она начищала с особой тщательностью; некоторая даже суетливость появилась в даме, отработавшей до мелочей монументальность образа. Я тоже почему-то начала волноваться и прислушиваться к шагам в гостиничном коридоре. Когда, наконец, в номер постучали, Елена Николаевна вспыхнула как девушка, но не поспешила открывать, отправила меня — сочла, вероятно, что это прибавит ей царственности. Думаю, она растеряла половину своего победительного обаяния за ту минуту, что мы с Главным Мужчиной Её Последних Двух Лет неподвижно простояли в дверях, не отводя друг от друга глаз.

Неизвестно сколько ещё мы продолжали бы молча глазеть друг на друга, если бы откуда-то издалека не донёсся голос Елены Николаевны, интонированный намного сильнее обычного:

— Так вы знакомы?! Вот это класс игры на баяне! Никак не ожидала такой изобретательности от провинциальной простушки.

Мы не были знакомы с Дмитрием Даниловичем, мы увидели друг друга впервые.

— У неё же одно лицо с Лизой моей. — Только и сказал он тогда. Этих загадочных слов хватило, чтобы Елена Николаевна облегчённо выдохнула и немедленно начала хлопотать лицом и главным своим оружием — лёгкой, ироничной и выразительной речью.

Я пыталась пролепетать что-то в том роде, что я обозналась, но Елене Николаевне не нужны были мои оправдания. Она не сомневалась, что, если на женщину любого возраста в упор смотрит такой вот мужик, то в ста случаях из ста та замрёт как кролик перед удавом.

Кто такая, эта «его» я узнала через много лет, когда у меня уже была моя Лиза, дочь от Законного Супруга. Названа она так была не мной, а её отцом. «Жена рожает, муж называет», — процитировал Юрий сомнительную истину и не пожелал входить со мной в обсуждения по данному поводу. Впрочем, по всем остальным поводам после того, как я родила от него, он вёл себя приблизительно таким же образом. Остаться одной в «лихие девяностые» с двумя малыми детьми на руках — он не думал, что я решусь на такое, и не усматривал больше смысла в церемониях. Когда я вырвалась из удушающих объятий Законного Супруга, тут же явились «внутрибрачные» сыновья Дидана. От меня они потребовали совсем немного: отказаться от пакета акций, их отцом переданные мне совсем недавно, перед тем, как отойти от дел. Выйти на самого Дидана у меня не получилось, а в том, что я потеряла его из виду, никто, кроме меня, не был виноват.

Чтобы оградить детей от перманентного скандала, который неутомимо устраивал в доме Законный Супруг, и самой получить передышку, я, временно уступив грубой силе, написала под диктовку ЧеЗээМа (Чисто Законного Мерзавца — если подзабылся смысл аббревиатуры) отвратительное письмо, предназначенное Дидану. Смысл послания состоял в том, что мои дети имеют заботливого отца, сама я за мужем как за каменной стеной, и вообще всё у нас замечательно. Есть только одна закавыка: это его, добродядино, присутствие в нашей жизни, привносящее в мирную жизнь образцовой семьи хаос и разложение. Трудно в этом признаться, но в письме заключалось требование к Дидану прекратить общение с Алёшей, с нашим общим сыном. Тогда я думала, что смогу всё исправить позже, когда соберусь с силами и избавлюсь от террориста ЧеЗээМа. Но на подготовку к бунту времени у меня не оказалось. Когда Законный Супружник узнал, что вослед письму я официально отказалась от алиментов на Алёшу, его привычная желчность сменилась открытой яростью. До меня дошла тогда удручающая вещь: вовсе не чувство собственника было причиной того, что он злобился из-за встреч Алёши с отцом. Письмо, которое я написала, чтобы выскользнуть из-под супружниного давления, являло собой начало кампании шантажа и вымогательств, в деталях разработанной ЧеЗээМом. Получалось, что я совсем не знала того, с кем делила стол и постель. Ревнивец, скандалист, неврастеник, но честный и прямой человек — таким он мне представлялся.

Избавиться от законного семейного счастья оказалось непростым и небыстрым делом, не обошлось даже без привлечения знакомых из ну очень силовых контор. Знакомы они мне были, что немаловажно, через Доброго Дядю. Без его помощи я не обошлась и тут. Когда же я, вымотанная процессом брачного развода с препятствиями, наконец, обрела свободу и безопасность, тут же объявились детки Дидана. Братья только что приняли руководство компанией отца. По совпадению, уже не кажущимся мне странным, от даты того злополучного письма нам с Диданом понадобилось одинаковое количество времени — мне, чтобы оказаться на свободе с пустым кошельком, а ему, чтобы передать дела сыновьям и уехать из Москвы. Братки не предполагали, что мне ничего не известно о своём статусе владелицы приличного количества акций фирмы. Разумеется, не подозревали они и о том, что, не имея материальных претензий к их отцу, я давно уже жила тем, что распродавала по дешёвке свои шмотки и украшения. Тогда я не видела другого способа выжить с двумя детьми, с непрерывными Лизочкиными болезнями, повязавшими меня по рукам и ногам.

Мы с детьми вернулись в хрущёвку, разбитую вдрызг за несколько лет сдачи её в аренду — до забинтованных наглухо кранов, вывороченного унитаза, свисающих дверей и треснутых оконных стёкол. Квартирой в тихом центре я заплатила за свою глупость, и ещё считала, что дёшево отделалась: в трезвом уме и здравой памяти она была мной передана в собственность Законному Супругу в качестве гарантии большой и светлой любви.