Жажда жить - [27]

— Ах вот как? А другой?

— А другой сказал, отчего бы не предложить, может, ты не откажешься.

Грейс немного помолчала.

— Но что заставило их так сказать? Что-нибудь еще они говорили?

— Я не слушала, противно было.

— Ах вот как?

— Да, а разве ты не понимаешь, о чем они?

— Понимаю, — не сразу ответила Грейс.

На протяжении всей поездки она больше не сказала ни слова, оставив Конни гадать, что бы мог значить ее тон. Ей хотелось думать, что Грейс не поняла смысла того, о чем говорили рабочие, и в то же время надеялась, что поняла, очень даже хорошо поняла. Конни раздумывала на эту тему до самого возвращения Чарли Джея.

Каникулы закончились, девочки снова пошли в школу, Чарли Джей вернулся домой из Огайо. Никто о нем не заговаривал, и, когда Грейс устроила в танцевальной школе предрождественскую вечеринку, Чарли приглашен не был. По правую руку от себя она посадила Десмонда О’Коннола-младшего, бледного подростка с курчавыми волосами, который умер всего несколько месяцев спустя. Смерть его осталась практически никем не замеченной. Красивый мальчик, о котором говорили, что он отправился прямо на небеса, Десмонд ничего не значил для Грейс, но его мать и отец навсегда запомнили, как она была добра к нему в то последнее для него Рождество. Это было их единственное беглое впечатление о Грейс, и оно оказалось в ее пользу. Спроси они кого-нибудь из тех, кто был ей близок — например, Конни Шофшталь, — и узнали бы, что Грейс оказала их сыну честь лишь потому, что это был безвредный неинтересный мальчик, который ни на что и ни на кого — ни на хозяйку, ни на ее гостей — не будет претендовать и поведет себя так, как ему велено. Но разумеется, таких вопросов мистер и миссис О’Коннол никому не задавали и потому так и остались в неведении и говорили о Грейс Колдуэлл только хорошее.

Решение Грейс не поступать в школу-интернат, которое не было решением до того, как она озвучила его в разговоре с Конни, нашло поддержку отца и матери. В 1897 году ей исполнилось пятнадцать.

— Отец и я, — заговорила как-то мать той весной, — все думаем, в какую школу тебя отдать на будущий год. У тебя самой-то есть какие-нибудь пожелания?

— Да, — кивнула Грейс. — Я хотела бы пойти в школу мисс Холбрук.

— Нет-нет, я имею в виду школу-интернат. Миссис Мартиндейл нравится Вестовер. Там учатся Агнесс и Джин, и она ими очень довольна.

— Может, миссис Мартиндейл и довольна, но я нет.

— Ты хочешь сказать, что недовольна Агнесс и Джин? Тебе ведь нравится Джин Мартиндейл.

— С чего это ты взяла? Я уверена, что никогда не говорила, будто Джин Мартиндейл мне нравится, а уж после того, как она поступила в Вестовер, тем более. Mon Dieu! Можно подумать, что Джин Мартиндейл…

— Сколько раз можно говорить, Грейс? Мне не нравится твоя манера повторять Mon Dieu. Это значит «Боже мой», и по-французски это такое же кощунство, как и по-английски. Мне с таким трудом удалось заставить Джули перестать говорить это по-английски, так теперь ты твердишь то же самое на каждом шагу. Как раз от таких привычек и отучают в хорошей школе-интернате.

— Я постараюсь исправиться.

— Просто стараться мало. Надо твердо решиться.

— Но ведь когда принимаешь твердое решение, начинаешь стараться, разве не так? А я решила, так что теперь мне остается только стараться.

— Вот, кстати, еще одно. Когда-то ты была послушной, вежливой девочкой, особенно по отношению к старшим, а в последнее время — не знаю, как сказать — ты цепляешься к каждому услышанному слову. Ты ведешь себя невоспитанно.

— Я бы не сказала, что принимать участие в разговоре — значит быть невоспитанной. Нельзя же просто молчать.

— Ну, хватит, хватит, хватит, хватит. Оставим это. Стало быть, ты против Вестовера. Ладно, мы с отцом еще поговорим об этом, только не думай, что если мы решим, что это лучшее для тебя место, то ты можешь отказаться. Ясно? Решать нам. Как насчет школы Святого Тимофея?

— Мама! Если ты хочешь, чтобы я гнила в каземате, так отправь меня в тюрьму! А насчет Святого Тимофея тебе все может рассказать Алиса Маккелви.

— Между прочим, Алисе эта школа только пошла на пользу. Это была шумная девчонка, настоящий сорванец, она очень огорчала миссис Маккелви, а в школе отучилась от всех этих повадок и теперь становится хорошей, воспитанной девочкой.

— Извини, мама, мне не хотелось бы выглядеть нахалкой, но почему бы тебе не порасспрашивать насчет школ у самих девочек, а не у их матерей? Если хочешь знать мое мнение, то, мне кажется, иногда матери отсылают своих дочерей только для того, чтобы избавиться от них. Алиса Маккелви ненавидит свою школу, она мне это сама говорила.

— Я спрашиваю матерей, потому что им лучше знать, какая школа больше подходит для дочери. Еще мы думали об Иден-Холле, это недалеко от Филадельфии. Там училась одна наша родственница, это отличная школа. Ее опекают католики, Святой Крест, там ты подтянешь французский, да и от привычки повторять Mon Dieu избавишься.

— Ой, мама, — вздохнула Грейс, — наверное, тебе понравится, что, когда я вернусь оттуда домой, каждое воскресенье буду ходить с Джули на мессу. С Джули и Хиггинсом. «Поднимайся, Грейс, пора на утреннюю мессу с Джули и Хиггинсом. Если пропустишь, сам папа, его святейшество, тебя отправит прямиком в ад».