Жажда жить - [12]

Шрифт
Интервал

— Но жить решили все же в старых добрых Соединенных Штатах, а, друг мой? — спросил Смоллетт.

— Но я же американец, капитан. Здесь мой дом. Ну что ж, господа, пусть враг будет повержен, за это?

— Хорошо сказано, — согласился Смоллетт. — Теперь, когда и вы, ребята, с нами, мы живо поставим на место господина Гогенцоллерна.

— Кого? A-а, кайзера, — сказала Юдит.

Все выпили. В холл вошла Грейс и, поприветствовав гостей, заговорила:

— Думаю, все будет в порядке. Бедняжка Кэтти, сейчас ей не столько больно, сколько неловко. Ей хочется побыть одной. — Грейс повернулась к Смоллетту. — Девушка входит в наш молодежный комитет, а мать у нее очень строгая, она не хотела, чтобы Кэтти вообще имела дело с этим фестивалем, потому что на лето миссис Гренвилл со всей семьей уехала из города, но девочка упросила ее разрешить остаться до завтра. Надеюсь, Кэтрин Гренвилл ничего не узнает, иначе на всех шишки посыпятся — на Красный Крест, на нас, на немцев, да и на англичан, коли на то пошло, тоже.

— Миссис Тейт, во мне можете не сомневаться, — поклонился капитан Смоллетт. — Если даже мне попадется эта… как вы ее назвали… миссис Гренвилл, слова не скажу.

Появились О’Брайаны, и, церемонно раскланявшись, Грейс обратилась к доктору:

— У нас возникло кое-что по вашей части, доктор. Ничего серьезного, но, когда я скажу вам, о ком идет речь, все станет ясно.

Доктор сразу же последовал за Грейс, и, пока их не было, подошли оставшиеся гости. Мужчинам были поданы напитки, дамы решили воздержаться. Вскоре вернулась Грейс с доктором О’Брайаном, и все вышли на крыльцо. Ужин прошел отлично, вслед за ним последовало охлажденное пиво, а там дошло время и до пиротехники. Капитан Смоллетт уехал спальным вагоном — ему надо было подготовиться к завтрашнему выступлению в Огайо; остальные гости, кроме Шофшталей, тоже рано разошлись по домам. Шофштали же пробыли еще час, и за это время успели вернуться и пожелать всем доброй ночи дети. Фестивальная публика рассеялась, один за другим гасли огни, вскоре под музыку «Как хорошо быть дома» кончились и танцы. Какое-то время еще доносились громкие голоса мужчин, перебравших пива, но потом и они умолкли, и на ферме наступила тишина. Сидя на крыльце, Сидни и Грейс увидели, как двое полисменов закурили сигареты и сдвинули шляпы на затылок.

— Верный знак, что все кончилось, — заметил Сидни. — Они всю ночь будут торчать здесь, на страже.

— Да? В таком случае пошли спать. Загляну только к Кэтти, проверю, как там она. — Сидни и Грейс двинулись наверх. Грейс зашла в гостевую комнату, а Сидни постелил постель. Он уже лежал в кровати, листая журнал «Эврибади», когда в спальню вошла жена.

— В чем дело? — спросил он. — Ей что, хуже?

Грейс остановилась посреди комнаты.

— Ей будет становиться хуже изо дня в день, и так до самого декабря. Она беременна.

— Беременна? Эта девочка беременна?

— Да. Не знаю, заметил это доктор О’Брайан или нет. Я была в коридоре, пока он ее осматривал. Сейчас-то у нее сна ни в одном глазу, лежит и смотрит прямо перед собой. Я спросила, как она, и девочка сказала, что надеялась, что я зайду, она мне доверяет. И потом во всем призналась.

— А кто отец, сказала?

— Нет, а я не спрашивала. Сказала только, что он в армии и скорее всего они больше не увидятся. Завтра она едет на Кейп-Код, все расскажет матери, а там, говорит, будь что будет. — Грейс села в кресло. — Какой кошмар!

— А что, она места себе не находит? Уж не подумывает ли о самоубийстве?

— Да нет, вроде вполне спокойна. Признается матери, а та, если надо, до президента Вильсона дойдет, пусть выясняет, кто отец ребенка. А Кэтти, наверное, отошлет куда-нибудь на запад.

— Но ведь она действительно может доверять тебе, Грейс, верно?

— Да. — До этого она не смотрела на него, но в тот момент повернулась.

— Она знает, что может верить, — настойчиво продолжал он.

— Да, она должна так думать, — сказала Грейс.

— Без меня уж здесь будет не так, правда? Но как только я уеду, ты будешь, как раньше, спрашивать себя, что мне известно и о чем я догадываюсь, а, Грейс? — Сидни повернулся к ней спиной и подоткнул под плечо одеяло. — Покойной ночи, старушка.

— Боже мой, — прошептала она.

Больше Грейс не сказала ни слова, и час, а может, два молча смотрела на мужа, пока не убедилась, что он спит. Тогда ей пришло в голову, что если он может спать, то, стало быть, то, что знает, знает давно, только ничего не говорит, ничего не делает.

Глава 2

Грейс Брок Колдуэлл, единственная дочь Уильяма Пенна и Эмили Брок Колдуэлл, родилась 29 апреля 1883 года на ферме Колдуэллов в округе Брок, неподалеку от Бексвилла, графство Несквехела (не путать с Бексвиллом, графство Шайлкилл). Таким образом, ей было двадцать лет, когда 2 июня 1903 года она вышла замуж за Сидни Тейта, уроженца Нью-Йорка. Свадьбу сыграли на ферме Колдуэллов.

Сидни Тейт, единственный сын Альфреда Тейта и Анны Хэрмон Тейт, родился 16 марта 1877 года в Нью-Йорке. Поженились они с Грейс через десять месяцев после помолвки, а знакомы к тому времени были около двух с половиной лет.

Отец Сидни Альфред Тейт родился в Лондоне, но еще совсем в юном возрасте переехал в Америку. Он состоял в отдаленном родстве с сэром Генри Тейтом, основателем Национальной галереи английской живописи, но, как сам же Альфред Тейт первым и признавал, родство было и впрямь седьмая вода на киселе, так что он даже не трудился заглядывать в метрики, а когда услышал о филантропической деятельности сэра Генри, масштабы которой были действительно внушительны и становились все больше, было уже поздно, как опять-таки говорил сам Альфред Тейт, заявлять какие-либо претензии на родственные связи. К тому же ни в какой финансовой помощи со стороны сэра Генри Альфред Тейт не нуждался; его отец сколотил приличное состояние на торговле текстилем, которое Альфред многократно умножил в результате банковских операций. Таким образом, по смерти матери в 1908 году, которая последовала через два года после кончины Альфреда Тейта, Сидни унаследовал 800 тысяч долларов — целое состояние, которым распоряжалась его мать. Оно включало, помимо всего прочего, дом на Тридцать седьмой улице Нью-Йорка, оцененный в двадцать две тысячи долларов, и коттедж на Лонг-Айленде. То и другое было выставлено на продажу и принесло неплохой доход, во всяком случае, превышающий первоначальную оценку.


Еще от автора Джон О'Хара
Дело Локвудов

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Инструмент

Бродвей 60-х — и новоанглийская провинция с ее мелкими интригами и большими страстями…Драма духовного кризиса талантливого писателя, пытающегося совместить свои представления об истинном искусстве и необходимость это искусство продавать…Закулисье театрального мира — с его вечным, немеркнущим «костром тщеславий»…Любовь. Ненависть. Предательство. И — поиски нового смысла жизни. Таков один из лучших романов Джона О'Хары — роман, высоко оцененный критиками и вошедший в золотой фонд англоязычной литературы XX века.


Свидание в Самарре

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Весенняя лихорадка

Писатель, который никогда не стремился к громкой славе, однако занял достойное место в ряду лучших американских романистов, таких как Хемингуэй и Фицджеральд. Почему? Уж не потому ли, что подлинный талант проверяется временем?Один из самых ярких романов Джона О’Хары, который лег в основу замечательного фильма с Элизабет Тейлор, получившей за роль Глории свою первую премию «Оскар».История затравленной, духовно искалеченной красавицы Глории Уэндерс, единственное развлечение которой — случайные встречи с малознакомыми состоятельными мужчинами.Эта книга и сейчас читается гак, словно была написана вчера, — возможно, потому, что Джон О'Хара не приукрашивает и не романтизирует своих непростых, многогранных персонажей и их сложные противоречивые отношения…


Отражение

Каждый вечер в клуб приходит один и тот же немолодой мужчина. Есть в нем что-то беспокоящее, какая-то загадка, какое-то предчувствие…


Время, чтобы вспомнить все

Один из лучших романов классика американской прозы Джона О’Хары.История сильного человека, бездарно и бесцельно растратившего свою жизнь в погоне за славой и успехом.На первый взгляд ему удалось получить все — богатство, власть, всеобщее уважение, прекрасную семью…Но в действительности его преуспеяние — лишь фасад, за которым таятся одиночество и непонимание.Политическая карьера разбита, любовь потеряна, близкие стали чужими…Что теперь?


Рекомендуем почитать
Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Терпеливый Арсений

«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».


От рассвета до заката

В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.


Прекрасные и обреченные

Поколение обреченных.Вырождающиеся отпрыски старинных американских семей.У них есть либо деньги, либо надежды их получить — но нет ни малейшего представления, что делать со своим богатством. У них есть и талант, и интеллект — но не хватает упорства и трудолюбия, чтобы пробиться в искусстве. Они мечтают любить и быть любимыми — но вялость чувств превращает отношения в ненужные, равнодушные романы чужих, по сути, друг другу людей.У них нет ни цели, ни смысла жизни. Ирония, все разъедающая ирония — как самоцель — остается их единственным утешением.