Жара - [8]

Шрифт
Интервал

К нему бежала Светланка. Заметив ее, Петр Васильевич вздрогнул, и снова схватился за спички, приговаривая: «Спокойно, Петька! Спокойно. Без паники!» И спичка наконец-то зажглась. Сразу же и очень легко вспыхнул пучок травы в его руках, легко загорелась трава на краю поля, к которой он поднес огонь. Обрадовавшись, Петр Васильевич шагнул в сторону, поджег и там, и дальше, дальше, пока факел его не догорел до самых рук. Тогда он стал рвать новую траву для нового факела. Светланка, добежав до него, стала ему помогать, о чем-то говоря взахлеб, но ему было не до этого. Он зажег спичку, вспыхнул факел, оглянулся и с ужасом увидел, что там, где только что горела трава, стлался лишь легкий дымок. Ни язычка пламени, ни даже тлеющих травинок не было видно, лишь кровавые отсветы надвигающегося на деревню огня блуждали по полю.

Да как же он подожжет целое поле, если не способен поджечь какой-то крохотный его участочек! И Петр Васильевич шагнул вглубь, и бросил горящий пучок почти себе под ноги. И трава вспыхнула. Но огонь пошел не в глубь поля, а прямо на него. Пошел, треща и фыркая, охватывая его дымом.

– Па-апа-а! – закричала в ужасе Светланка.

Петр Васильевич повернулся и кинулся к ней. Но между ними горело тоже. И уже нечем было дышать.

Когда? Откуда?

Не разбирая дороги, он прорвался через огонь к дочери, подхватил ее на руки и выбежал на дорогу, потеряв в траве тапки.

Трава горела. Огонь медленно расползался во все стороны. Но этого явно было мало.

Что-то, захлебываясь слезами, говорила Светланка, крепко обхватив руками его шею.

Он не слышал. Он знал только одно: надо еще и еще создавать очаги огня. Иначе… иначе ему не миновать позора. И он, опустив дочь на землю, оторвав от себя ее руки, снова стал рвать и поджигать траву, разбрасывая горящие пучки, и скоро огонь охватил большой участок. Он двигался по полю с гулом, треском, закручивая огненные смерчи, и смерчи эти шли впереди огня, захватывая все новые и новые участки, пожирая молодые березки и осинки. Стало так жарко, что даже в двадцати шагах стоять от огня было почти невыносимо.

И Петр Васильевич вернулся к машине. Теперь надо было помочь Трофимову спасать остальных людей.

– Вы вот что… Вы спуститесь к воде. Там все-таки не так жарко. И намочите маски и дышите через них. И пожалуйста, без паники. А я поеду в деревню: надо вывозить остальных.

– Папа, не уезжай! – жутко вскрикнула Аленка, кинувшись к нему и обхватив его руками. С другой стороны в него вцепилась Светланка.

Петр Васильевич присел, прижал девочек к себе.

– Вам уже ничто не грозит, мои дорогие, мои любимые девочки. А там маленькие дети, больные бабушки, которые не могут ходить, – говорил он торопливо, захлебываясь словами. – Мы должны им помочь. Потерпите немного. Я скоро вернусь. Ведь вы же у меня умницы, вы все должны понимать. А с вами будет бабушка. И все будет хорошо.

– Поезжай, папа, мы потерпим, – сказала Светланка, всхлипывая и беря Аленку за руку.

Красными огоньками горели слезы на щеках его дочерей.

Машина рванула с места, брызнула из-под колес речная вода…

А сверху уже тянулись женщины и дети, толкая впереди себя коляски и тачки. Эти в его помощи не нуждались. Но он остановился, закричал, не замечая своего крика:

– Идите на футбольное поле! Там пока переждете! Потом, в случай чего, отойдем на гари! – и покатил дальше.

Александр Трофимович в это время выносил из избы неходячую старуху. У калитки стоял старинный милицейский «козлик». С дальнего конца бежали отставшие. Петр Васильевич кинулся им помогать. Он подхватил мальчонку лет четырех одной рукой, другой взял огромный узел, который еле тащила баба Маня. Мальчонку посадил в машину, узел сунул на верхний багажник. Потом еще кого-то сажал и что-то наваливал на крышу машины, захлестывал ремнями. Нагрузив машину под завязку, погнал к реке. Потом вместе с Трофимовым сделали еще одну ходку и подобрали остальных.

А уже занимались первые избы, и все с того, дальнего, конца. Высокие протуберанцы огня то и дело отрывались от горящих сосен и неслись среди густого дыма на деревню. Тянуло невыносимым жаром. В одном из домов рванул газовый баллон. В воздух поднялась черепичная крыша, разбрасывая во все стороны черные листы черепицы, и, задрав одну сторону, рухнула вниз, подняв тучу искр. Какое-то время изба чернела, насупившись, на фоне красного разлива пламени, затем вспыхнула сразу со всех концов, исторгнув торжествующий гул. Вот занялась четвертая с краю изба – их изба, которая простояла на этом месте ни один десяток лет, много чего и кого повидала, давая приют многочисленным Камаевым, и в которой они прожили чуть больше недели.

Старухи смотрели на все это и крестились.

Трофимов ходил среди жителей села с тетрадкой, выкликивал фамилии:

– Катерина Осипова!

– Тута я! Тута! И внучек тута! Все тута!

– Лизавета Пална Чехлова!

– Здесь я, – откликнулся голос молодой женщины. – И дочка со мной.

– Анна Степановна Чехлова!

– Тут я! Тута!

– Анастасия Ивановна Пыльникова!

– Здесь мы! Здесь! Все трое! И Коленька здесь. И…

– Степанида Савельевна Пыльникова!

– …

– Еще раз повторяю! Степанида Пыльникова! – повысил голос Трофимов, оглядывая толпу.


Еще от автора Виктор Васильевич Мануйлов
Жернова. 1918–1953. После урагана

«Начальник контрразведки «Смерш» Виктор Семенович Абакумов стоял перед Сталиным, вытянувшись и прижав к бедрам широкие рабочие руки. Трудно было понять, какое впечатление произвел на Сталина его доклад о положении в Восточной Германии, где безраздельным хозяином является маршал Жуков. Но Сталин требует от Абакумова правды и только правды, и Абакумов старается соответствовать его требованию. Это тем более легко, что Абакумов к маршалу Жукову относится без всякого к нему почтения, блеск его орденов за военные заслуги не слепят глаза генералу.


Жернова. 1918–1953.  Москва – Берлин – Березники

«Настенные часы пробили двенадцать раз, когда Алексей Максимович Горький закончил очередной абзац в рукописи второй части своего романа «Жизнь Клима Самгина», — теперь-то он точно знал, что это будет не просто роман, а исторический роман-эпопея…».


Жернова. 1918–1953. Обреченность

«Александр Возницын отложил в сторону кисть и устало разогнул спину. За последние годы он несколько погрузнел, когда-то густые волосы превратились в легкие белые кудельки, обрамляющие обширную лысину. Пожалуй, только руки остались прежними: широкие ладони с длинными крепкими и очень чуткими пальцами торчали из потертых рукавов вельветовой куртки и жили как бы отдельной от их хозяина жизнью, да глаза светились той же проницательностью и детским удивлением. Мастерская, завещанная ему художником Новиковым, уцелевшая в годы войны, была перепланирована и уменьшена, отдав часть площади двум комнатам для детей.


Жернова. 1918–1953.  Двойная жизнь

"Шестого ноября 1932 года Сталин, сразу же после традиционного торжественного заседания в Доме Союзов, посвященного пятнадцатой годовщине Октября, посмотрел лишь несколько номеров праздничного концерта и где-то посредине песни про соколов ясных, из которых «один сокол — Ленин, другой сокол — Сталин», тихонько покинул свою ложу и, не заезжая в Кремль, отправился на дачу в Зубалово…".


Жернова. 1918–1953

«Молодой человек высокого роста, с весьма привлекательным, но изнеженным и даже несколько порочным лицом, стоял у ограды Летнего сада и жадно курил тонкую папироску. На нем лоснилась кожаная куртка военного покроя, зеленые — цвета лопуха — английские бриджи обтягивали ягодицы, высокие офицерские сапоги, начищенные до блеска, и фуражка с черным артиллерийским околышем, надвинутая на глаза, — все это говорило о рискованном желании выделиться из общей серой массы и готовности постоять за себя…».


Жернова. 1918-1953. Вторжение

«Все последние дни с границы шли сообщения, одно тревожнее другого, однако командующий Белорусским особым военным округом генерал армии Дмитрий Григорьевич Павлов, следуя инструкциям Генштаба и наркомата обороны, всячески препятствовал любой инициативе командиров армий, корпусов и дивизий, расквартированных вблизи границы, принимать какие бы то ни было меры, направленные к приведению войск в боевую готовность. И хотя сердце щемило, и умом он понимал, что все это не к добру, более всего Павлов боялся, что любое его отступление от приказов сверху может быть расценено как провокация и желание сорвать процесс мирных отношений с Германией.


Рекомендуем почитать
Оттепель не наступит

Холодная, ледяная Земля будущего. Климатическая катастрофа заставила людей забыть о делении на расы и народы, ведь перед ними теперь стояла куда более глобальная задача: выжить любой ценой. Юнона – отпетая мошенница с печальным прошлым, зарабатывающая на жизнь продажей оружия. Филипп – эгоистичный детектив, страстно желающий получить повышение. Агата – младшая сестра Юноны, болезненная девочка, носящая в себе особенный ген и даже не подозревающая об этом… Всё меняется, когда во время непринужденной прогулки Агату дерзко похищают, а Юнону обвиняют в её убийстве. Комментарий Редакции: Однажды система перестанет заигрывать с гуманизмом и изобретет способ самоликвидации.


Тайны кремлевской охраны

Эта книга о тех, чью профессию можно отнести к числу древнейших. Хранители огня, воды и священных рощ, дворцовые стражники, часовые и сторожа — все эти фигуры присутствуют на дороге Истории. У охранников всех времен общее одно — они всегда лишь только спутники, их место — быть рядом, их роль — хранить, оберегать и защищать нечто более существенное, значительное и ценное, чем они сами. Охранники не тут и не там… Они между двух миров — между властью и народом, рядом с властью, но только у ее дверей, а дальше путь заказан.


Аномалия

Тайна Пермского треугольника притягивает к себе разных людей: искателей приключений, любителей всего таинственного и непознанного и просто энтузиастов. Два москвича Семён и Алексей едут в аномальную зону, где их ожидают встречи с необычным и интересными людьми. А может быть, им суждено разгадать тайну аномалии. Содержит нецензурную брань.


Хорошие собаки до Южного полюса не добираются

Шлёпик всегда был верным псом. Когда его товарищ-человек, майор Торкильдсен, умирает, Шлёпик и фру Торкильдсен остаются одни. Шлёпик оплакивает майора, утешаясь горами вкуснятины, а фру Торкильдсен – мегалитрами «драконовой воды». Прежде они относились друг к дружке с сомнением, но теперь быстро находят общий язык. И общую тему. Таковой неожиданно оказывается экспедиция Руаля Амундсена на Южный полюс, во главе которой, разумеется, стояли вовсе не люди, а отважные собаки, люди лишь присвоили себе их победу.


На этом месте в 1904 году

Новелла, написанная Алексеем Сальниковым специально для журнала «Искусство кино». Опубликована в выпуске № 11/12 2018 г.


Зайка

Саманта – студентка претенциозного Университета Уоррена. Она предпочитает свое темное воображение обществу большинства людей и презирает однокурсниц – богатых и невыносимо кукольных девушек, называющих друг друга Зайками. Все меняется, когда она получает от них приглашение на вечеринку и необъяснимым образом не может отказаться. Саманта все глубже погружается в сладкий и зловещий мир Заек, и вот уже их тайны – ее тайны. «Зайка» – завораживающий и дерзкий роман о неравенстве и одиночестве, дружбе и желании, фантастической и ужасной силе воображения, о самой природе творчества.