Жар под золой - [11]

Кухонные часы тикали громко и раздражали.

Вошла дочь — она еще не ложилась, — достала из холодильника бутылку пива и открыла ее.

— Пей, отец, только смотри не захлебнись, — сказала она смеясь. Ее смех выводил меня из терпения.

Клаудия уселась напротив, купальный халат ее распахнулся сверху, чуть приоткрыв белые груди. Я сидел и не верил своим глазам, что это моя дочь.

— Франк получил работу шофера в экспедиционной фирме. А почему у меня нет работы, Клаудия?.. Что я — дурак?.. Лентяй?..

— Я ведь тебе уже говорила, отец: за то, что ты оказался на улице, благодари свою партию...

— Она больше не моя партия, она меня выбросила... И хватит долбить одно и то же, легче от этого не станет.

— Конечно, «социки» выбрасывают каждого, у кого в голове есть хоть капелька ума... твои «социки»...

— Оставь в покое моих «социков»... За дом еще пятьдесят тысяч долгу, как разделаемся, не знаю... сколько я еще буду без... а на жалованье твоей матери... не знаю... До чего же все осточертело.

— Я вам сколько раз говорила, что мне дом не нужен, я не хочу жить привязанной к одному месту. Но вы с матерью вцепились в дом, будто вся жизнь от него зависит. Так будьте хоть честны: дом вы строили не для меня, а для себя.

— В восемнадцать лет все так рассуждают. А в тридцать будешь бога благодарить, что у тебя есть такая гарантия, как дом. И что значит, мы строили для себя? Ведь одно не исключает другого...

— Не беспокойся, отец, мать хорошо зарабатывает, государственных служащих увольнять нельзя, и государство не обанкротится, как твоя строительная фирма. Все отрегулировано в этой стране, все отлажено наилучшим образом.

Ее ирония на меня сейчас не действовала, как прежде, когда я иной раз рявкал на дочь.

— В газете я читал, что особенно велика безработица у музыкантов, они на первом месте. Ты еще не раздумала учиться музыке?

— Что ж мне, из-за этого переключаться на химию, что ли? Завтра на первом месте могут оказаться химики, все в этой стране отрегулировано, отец, то, чего нет у одних, есть у других. Ну а раз на первом месте музыканты, то не удивляйся, если депутаты скоро начнут искать в толковом словаре, что означает слово «культура»...

— Эх, дочка, было бы мне столько лет, сколько тебе, я бы все сделал по-другому.

— Ну и что бы ты по-другому сделал, отец? Может быть, женился на другой женщине и построил бы другой дом, может, стал бы не каменщиком, а слесарем, но у тебя все равно получилось бы то же самое...

— Не все выходит так, как хочется...

— Потому что твоя партия хочет от всего застраховаться. Ведь ни один «социк» не осмелится вырваться из этого порядка.

Клаудия опять начала «пристрелку», и продолжать разговор не имело смысла — дочь ненавидела «социков», как она называла членов моей партии.

Мы с женой были встревожены и разочарованы тем, что наша дочь так думала и говорила: все-таки мы старые социал-демократы, и даже факт моего исключения не заставил Хелен выйти из партии.

Клаудия постояла еще немного у двери, потом сказала, не глядя на меня:

— Да, отец, я знаю, что игра на пианино действует тебе на нервы. Но мне надо долбить, тут ничего не поделаешь, иначе я срежусь на экзаменах... Ну сходи хотя бы в пивнушку, пока я занимаюсь.

Я подумал: может, мне ходить не в пивнушку, а на биржу труда, сидеть там по восемь часов в день на длинной скамейке и ждать, как ждут сотни других? Откроется какая-нибудь дверь, и выкликнут мою фамилию. Служащий или служащая объявит мне: «Для вас есть работа, месячный заработок — пять тысяч марок». Устраивает ли это меня?.. Я и бровью не поведу, чтобы не выдать свою радость.

Я поднялся, голова кружилась. У Франка есть работа... Значит, пистолет ему больше не нужен...

Хелен еще не уснула. Она включила ночную лампу на тумбочке, когда я начал раздеваться.

— Не пей так много, — сказала она без укора.

— Вы бы хоть договорились насчет меня, в конце концов. Только что дочка сказала, чтобы я уматывал в кабак, когда она занимается. Будь спокойна, я не пропил ни пфеннига. Франк всех угощал, ему дали работу. Я ж всегда говорил: кто не работает, должен по крайней мере вволю пить.

— Опять себя жалеешь, хватит, не то совсем до ручки дойдешь. Думаешь, не знаю, что значит семь месяцев быть без работы, ты нам с Клаудией это каждый день даешь почувствовать...

— Самые длинные семь месяцев в моей жизни: ждешь, и конца не видно, какие уж тут нервы выдержат...

— Может, мне прощупать... насчет...

— Нет, Хелен, не хочу, чтобы жена оказывала мне протекцию, тем более у своих товарищей из СДНПГ...

— Которые были и твоими и по-прежнему ими остаются, Лотар, не обманывай себя.

— Были. Их уже распирает от самодовольства, хотя они всего лишь десять лет у власти.

— И кого же ты собираешься выбирать? — спросила она без особого интереса: — Католиков... или, может, коммунистов?

— Почему бы... собственно, почему бы и нет? Всякий раз что-нибудь новенькое.

— Ты не в своем уме, — вспылила она.

— А такой тип, как Бойерляйн, который обанкротился по заранее намеченному плану, заседал в муниципальном совете и в финансовом комитете. Наша, твоя партия, Хелен, всегда проявляла гениальность, когда надо было пустить козла в огород.