Жак Лакан: введение - [64]
В силу этого нехватка в материнском Другом является для субъекта опасной, угрожающей ему. Она есть то, от чего необходимо защищаться. Ведь первертный субъект в соответствии со своими структурными чертами, в соответствии со своей фундаментальной фантазией считает себя тем, кто должен нехватку Другого заполнить самим собой. Нехватка в Другом пугает, потому что она угрожает поглотить субъекта. Он есть тот, кто является объектом наслаждения материнского Другого. Если материнский Другой обладает нехваткой, то он есть тот, кто должен эту нехватку заполнить.
Первертный субъект сталкивается с угрозой поглощения наслаждением Другого. Эта угроза, эта пугающая реальность запускает защитный механизм отказа, когда пугающая реальность и ее осознание (у Другого есть нехватка, и эта нехватка способна субъекта поглотить, так как он и есть тот самый фаллос, которого Другому не хватает) как бы компенсируется, нейтрализуется второй частью, спасительной иллюзией. Иллюзией того, что на самом деле этой нехватки нет, или же что эта нехватка уже чем-то заполнена. То есть существует что-то, что защищает субъекта от засасывания в дыру в Другом.
Символом, воплощением спасительной иллюзии, что субъекту ничего не угрожает, что он защищен от jouissance Другого, как раз и становится фетиш. Тот фетиш, который нужен первертному субъекту для того, чтобы защититься, восторжествовать над пугающей реальностью. Вся динамика первертной структуры крутится вокруг того, чтобы защититься, скрыться от пугающей реальности за счет производства некоторой иллюзии, некоторой убежденности в том, что угрозы нет, что она нивелирована. Перверт ищет фетиш как то, что призвано защитить его от угрозы, что способно воплощать спасительную иллюзию и, соответственно, нейтрализовать пугающую и вызывающую тревогу реальность.
Как в случае с Фрейдом, который считал, что фетиш возникает для того, чтобы убедить ребенка в том, что у матери все-таки есть пенис, так и в случае с Лаканом функция фетиша в том же самом – гарантировать, что нехватка в Другом заполнена и заполнена не самим субъектом, а фетишем. Он хочет поместить в пугающую дыру в Другом не себя, но спасительный фетиш.
Какова та иллюзия, в которой перверт хочет сам себя убедить? Что это за иллюзия, в которой он нуждается и символом которой служит фетиш, за которым перверт гоняется?
Если представить себе условно нормальный процесс психического развития, становления субъекта, то та инстанция, которая призвана защитить субъекта от jouissance Другого, та инстанция, которая должна позволить субъекту отделиться, сепарироваться, осознать свою обособленность – это отцовская функция.
Но в случае с перверсией, как было сказано выше, отцовская функция оказалась дисфункциональной. Она есть, иначе речь бы шла о психотической структуре. Но она дисфункциональна. Она не может полноценно сработать и довести до конца начатое. Соответственно, та иллюзия, за которую цепляется перверт, это иллюзия того, что этот символический порядок все-таки возник. Что отцовская функция все-таки выполнила свою работу и навсегда защитила субъекта от угрожающего ему наслаждения.
То есть, повторяю, первертная структура крайне нестабильна. Первертный субъект оказывается зажатым между амбивалентным, вызывающим тревогу jouissance, то есть чрезмерным наслаждением, и слабым нефункциональным законом – слабым нефункциональным отцом, слабым нефункциональным Большим Другим. Перверт хочет, жаждет, он нуждается в том, чтобы Закон, чтобы символический порядок появился, возник. Чтобы учреждение Закона было доведено до своего логического конца. Чтобы вместе с этим был положен предел угрожающему jouissance, грозящему поглотить субъекта. Засосать его. Jouissance для перверта продолжает быть источником тревоги. В связи с этим он хочет довести до конца процесс учреждения Закона. Он хочет, чтобы отцовская функция сработала.
Соответственно, все устремления перверта направлены на порядок, на Закон, на ограничение наслаждения. Однако специфика первертной структуры в его особом отношении к Другому, в его структурной позиции в отношении Другого. Он – инструмент Другого, он объект, с помощью которого Другой получает наслаждение. То есть он мыслит себя объектом, который должен вызвать что-то в Другом. Если брать фундаментальную фантазию первертной структуры (рисунок 53), то она будет выглядеть как формула фундаментальной фантазии, только вывернутая наизнанку: есть перечеркнутый Другой, то есть Другой, обладающий некоторой нехваткой, и перверт, оказывающийся в позиции объекта наслаждения Другого. Это его фундаментальная фантазия. Он есть объект, который должен вызвать что-то в другом. Он есть объект или инструмент jouissance Другого.
Рисунок 53. Фундаментальная фантазия первертного субъекта
Это свое фундаментальное структурное отношение к Другому перверт переносит на символического Другого. Он занимает по отношению к этому символическому Другому ту же позицию, которую он занимает по отношению к материнскому Другому. В этом смысле первертный субъект, стремясь довести до конца процесс учреждения этого Закона, символического порядка, пытается стать инструментом наслаждения Закона. Он находит наслаждение в самом Законе, запрещающем доступ к наслаждению. Сам Закон становится источником наслаждения, а первертный субъект становится инструментом осуществления этого Закона.
Главная тема книги — человек как субъект. Автор раскрывает данный феномен и исследует структуры человеческой субъективности и интерсубъективности. В качестве основы для анализа используется психоаналитическая теория, при этом она помещается в контекст современных дискуссий о соотношении мозга и психической реальности в свете такого междисциплинарного направления, как нейропсихоанализ. От критического разбора нейропсихоанализа автор переходит непосредственно к рассмотрению структур субъективности и вводит ключевое для данной работы понятие объективной субъективности, которая рассматривается наряду с другими элементами структуры человеческой субъективности: объективная объективность, субъективная объективность, субъективная субъективность и т. д.
Постсекулярность — это не только новая социальная реальность, характеризующаяся возвращением религии в самых причудливых и порой невероятных формах, это еще и кризис общепринятых моделей репрезентации религиозных / секулярных явлений. Постсекулярный поворот — это поворот к осмыслению этих новых форм, это движение в сторону нового языка, новой оптики, способной ухватить возникающую на наших глазах картину, являющуюся как постсекулярной, так и пострелигиозной, если смотреть на нее с точки зрения привычных представлений о религии и секулярном.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Великого князя не любили, он не был злой человек, но в нём было всё то, что русская натура ненавидит в немце — грубое простодушие, вульгарный тон, педантизм и высокомерное самодовольство — доходившее до презрения всего русского. Елизавета, бывшая сама вечно навеселе, не могла ему однако простить, что он всякий вечер был пьян; Разумовский — что он хотел Гудовича сделать гетманом; Панин за его фельдфебельские манеры; гвардия за то, что он ей предпочитал своих гольштинских солдат; дамы за то, что он вместе с ними приглашал на свои пиры актрис, всяких немок; духовенство ненавидело его за его явное презрение к восточной церкви».Издание 1903 года, текст приведен к современной орфографии.
В 1783, в Европе возгорелась война между Турцией и Россией. Граф Рожер тайно уехал из Франции и через несколько месяцев прибыл в Елисаветград, к принцу де Линь, который был тогда комиссаром Венского двора при русской армии. Князь де Линь принял его весьма ласково и помог ему вступить в русскую службу. После весьма удачного исполнения первого поручения, данного ему князем Нассау-Зигеном, граф Дама получил от императрицы Екатерины II Георгиевский крест и золотую шпагу с надписью «За храбрость».При осаде Очакова он был адъютантом князя Потёмкина; по окончании кампании, приехал в Санкт-Петербург, был представлен императрице и награждён чином полковника, в котором снова был в кампании 1789 года, кончившейся взятием Бендер.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В декабре 1971 года не стало Александра Трифоновича Твардовского. Вскоре после смерти друга Виктор Платонович Некрасов написал о нем воспоминания.