Жак Лакан: введение - [65]

Та же самая структурная позиция, которую он занимал в отношении материнского Другого, переносится им на символического Другого. Перверт пытается стать источником наслаждения Закона, инструментом осуществления этого Закона. Поэтому Другой в формуле фундаментальной фантазии перверта передается как перечеркнутое S – как символический Другой, как Закон, неполноценный, лишенный чего-то, который перверт пытается восполнить, довести до конца, став объектом его наслаждения.

Драматургия первертной структуры связана с попыткой довести до конца процесс учреждения символического Другого. Перверт пытается получить фетиш, который бы гарантировал, что этот символический Другой возник. Последний нужен ему для того, чтобы защититься от пугающей реальности, от осознания, что этого символического Другого нет, что он дисфункционален. От осознания того, что у материнского Другого есть нехватка, и он есть тот, кто призван эту нехватку заполнить. Он защищается от jouissance Другого, которое способно его поглотить.

Соответственно, конкретные формы перверсий в лакановской логике будут рассматривать как выстроенные вокруг этой драматургии, вокруг этой попытки довести до конца процесс учреждения символического Другого и той специфической роли, которая отведена перверту в этом процессе.

В частности, ниже я рассмотрю, как эта логика реализует себя в контексте садомазохистических отношений. То же самое можно сказать и про фетишизм, но про фетишизм, как мне кажется, уже более-менее понятно из вышенаписанного – какую роль выполняет фетиш, от чего он защищает, какую иллюзию призван поддерживать и т. д. Однако ниже я покажу, что в случае садизма и мазохизма действует абсолютно такая же логика. И садизм, и мазохизм замешаны на производстве тех же самых спасительных фетишей, призванных убедить в том, что символический Другой существует, что jouissance ограничено. Аналогичные процессы происходят в рамках других распространенных перверсий – например вуайеризм или эксгибиционизм[126].

Таким образом, если подвести некоторый итог моему рассмотрению первертной структуры, то получается следующее. Первертная структура, вопреки расхожему представлению, это не структура, связанная с получением какого-то невероятного трансгрессивного наслаждения. Наоборот! Это структура, нацеленная на то, чтобы это неограниченное наслаждение как-то ограничить. Усилия перверта направлены на то, чтобы укрепить не до конца возникшего символического Другого.

По этой причине перверт одержим Законом. Как писали комментаторы Лакана, перверсия – это поистине консервативная структура[127]. Можно найти очень много сходств между первертной структурой и устройством консервативного мышления применительно к социальной и культурной сфере. Это хорошее упражнение в прикладном психоанализе. Подобно перверсии, нацеленной на защиту от чрезмерного угрожающего хаоса трансгрессивного наслаждения путем укрепления Закона, который бы от этого наслаждения защищал, консервативная позиция также связана с защитой от пугающей угрозы, от надвигающегося хаоса аморальности и нравственного разложения путем укрепления дисфункциональных «духовных скреп», воздвижения системы ценностей или каких-то еще защитных мер, ограничивающих нависающий хаос[128].

Ключевой защитный механизм при перверсии – это защитный механизм под названием отказ или отклонение. Это очень интересный защитный механизм, благодаря которому субъект умудряется одновременно удерживать две противоречащие друг другу позиции. То есть, с одной стороны, воспринимать угрожающую реальность, не отбрасывать, не игнорировать ее, считывать ее как угрозу, а с другой – умудряться иной своей частью держаться за те иллюзии или убеждения, которые явно противоречат этому восприятию и блокируют реальность. Данная иллюзия воплощается в конкретном объекте, который превращается в фетиш, наличие которого защищает субъект от угрозы.

Фетишистский раскол проявляется в очень специфической словесной конструкции: «Я прекрасно понимаю…, но все же…». В этой конструкции элемент «я прекрасно понимаю…» соответствует восприятию травмирующей реальности, которая по каким-то причинам не может быть принята, а элемент «но все же…» – фетишу-иллюзии, призванному от этой тревожащей, пугающей реальности защищать.

Один из последователей Лакана, Октавио Манонни (1899–1989), написал прекрасную работу, в которой показал, что структура «Я прекрасно понимаю…, но все же…» наблюдается не только в клиническом контексте, но что ее можно встретить далеко за пределами аналитического кабинета[129]. Это яркий феномен, часто встречающийся даже в обыденной жизни – в ситуации, когда есть некая пугающая, неприятная реальность, которая, с одной стороны, признается, но с другой – тут же отрицается через эту странную словесную конструкцию «я прекрасно понимаю…, но все же…». С одной стороны признание, с другой – отрицание. Например, «я не расист, но все же…» – и дальше порой следуют соображения, от которых некоторые фашисты пришли бы в ужас. С одной стороны, человек прекрасно понимает, что расистом быть плохо, но с другой – есть некая альтернативная его часть, которая считает, что это допустимо.