Жак Лакан: введение - [40]

Таким образом, становление субъекта – это череда отчуждений. Череда утрат себя, которые что-то дают, но при этом за это что-то приходится расплачиваться. В случае со стадией зеркала это была потеря себя в зрительном образе. В данном случае это потеря себя в языке. Потеря себя в маленьком другом (стадия зеркала), потеря себя в Большом Другом (символическая кастрация). В случае с вхождением в символический регистр субъект утрачивает свою уникальность, собственное уникальное бытие. Но зато получает возможность существовать в языке, получает прописку в Большом Другом, получает возможность коммуницировать с другими людьми, то есть находиться в том пространстве, в котором находится смысл.

Таким образом, я разобрал два из трех ключевых регистров Лакана – воображаемый и символический. Остается последний регистр – самый загадочный, самый непонятный. Это регистр реального. Наравне с двумя другими регистрами он является частью того самого Борромеева узла, которым Лакан любил иллюстрировать свои идеи (рисунок 34).

Рисунок 34. Борромеев узел

Именно наличие реального регистра не позволяет нам в полной мере отнести Лакана к структуралистам. Структуралисты считали, что человек полностью сводится к структурам, полностью растворяется в символических, знаковых системах, растворяется в языке, в тех элементах структуры, с которыми он отождествляется, с которыми он соединяется.

Однако Лакан – особенно на последних этапах своего творчества – все отчетливее говорил о том, что находится по ту сторону символического. Вплоть до того, что до некоторой степени отошел от своих предшествующих построений. В частности, от своего чрезмерного увлечения лингвистикой, от своего чрезмерного увлечения метафорами, метонимиями. Он стал все больше говорить о реальном, об этом третьем, самом загадочном регистре. О том, что остается после того, как мы учли и символический, и воображаемый регистры.

Что такое реальное? Во-первых, самое главное и принципиальное, что надо понять, это то, что реальное не равно реальности. Реальное не тождественно реальности. Если реальность – это то, что неразрывно связано с символическим, о чем я писал выше, когда разбирал тезис о том, что символическое переписывает, описывает, структурирует, даже творит, создает реальность. То реальное – это как раз то, что остается по ту сторону так понимаемой реальности. Это то, что остается по ту сторону символического измерения.

Это некий несимволизируемый остаток, нечто такое, что не может быть выражено никакими символами. Нечто, что остается как бы по ту сторону. Никакими словами, никакими означающими оно выражено быть не может. Оно остается как бы по ту сторону любых наших символических способностей. То, что не получается никак символизировать.

Как может быть так, что что-то остается несимволизируемым? Можно представить себе такой пример: допустим, у нас есть ведро и ковш. И мы этим ковшом пытаемся вычерпать воду из ведра. В какой-то момент мы столкнемся с тем, что внутри этого ведра все равно, как бы мы ни старались, останется какая-то вода. Просто таковы конструктивные особенности и ведра, и ковша, что всегда останется что-то, что не может быть вычерпнуто. Любая символизация, то есть вмещение чего-то в символическую систему, устроена именно таким образом: всегда остается что-то такое, что не может быть с ее помощью выражено. То есть всегда остается какой-то несимволизируемый остаток. Это и есть реальное.

Обычно реальное от субъекта скрыто, но оно может переживаться им, например, во время психотических эпизодов, когда как будто бы весь этот крепко завязанный Борромеев узел распадается, кольца разлетаются, и человек оказывается в каком-то пространстве по ту сторону символической и воображаемой реальности.

В качестве примера подобного несимволизируемого остатка, в качестве того, что остается по ту сторону символической системы и что в принципе не может быть с помощь этой символической системы выражено, можно привести небольшую математическую игру, которую придумал Лакан. Я ее подсмотрел в книге Брюса Финка[76]. Это феномен, который Лакан называл Caput mortuum. На русский это можно перевести как «мертвая голова» или как бесполезный, ничего не стоящий, никчемный остаток.

Рисунок 35. Игра в орла и решку[77]

Представьте себе игру (рисунок 35), где мы кидаем монетку – орел или решка. Если у нас решка, то мы пишем плюсик. Если у нас орел, то мы пишем минус. Один раз бросили и получили решку, то есть плюсик. Мы бросили второй раз, опять решка. Мы бросили третий раз, у нас получился орел. Мы бросили четвертый раз, у нас снова получился орел. Мы бросили пятый раз, у нас получилась решка. Мы бросили так девять раз. Теперь у нас получилась некоторая последовательность плюсов и минусов.

Дальше мы объединим последовательности плюсов и минусов и обозначим их определенными цифрами. Если у нас два плюса, две подряд решки, то это единичка. Если у нас два орла подряд, то это тройка. Если у нас или решка-орел, или орел-решка, то это двойка.

И теперь мы видим, что последовательность этих цифр уже не может быть любой (третья колонка). То есть, если мы кидаем монетку и, например, у нас два плюса, то есть единичка, то после единички уже не может быть тройки. Дальше, если у нас выпадает следом минус, значит дальше может быть или еще одна двойка, или еще одна тройка, но единичка тут невозможна. То есть у нас получается уже определенная система, внутри которой есть четкие правила. И эти правила делают появление некоторых цифр невозможными.