Жак Лакан: введение - [29]
То же самое поясняется и на других примерах. Например, можно представить себе человека, который пошел учиться на сомелье, то есть человека, который разбирается – или якобы разбирается – во вкусах вина. Для того чтобы быть сомелье, надо сначала освоить некую новую символическую систему, которая бы размечала вкус этого самого вина. У обычного человека размечание этого вкуса сводится, допустим, к двум элементам – оно кислое, например, или сладкое.
Но люди, которые учатся на сомелье, осваивают двадцать – тридцать новых понятий, обозначающих вкус. И опять можно спросить: какая именно классификация точнее описывает реальность? Та, в которой есть только два элемента, или та, в которой есть тридцать элементов? Можно сказать, что это та, в которой тридцать элементов. Но тогда можно спросить, а почему не сорок элементов? Почему не пятьдесят элементов?
Любая классификация, любая символическая система не столько описывает реальность, сколько ее создает. Символическое создает реальность, и любая человеческая реальность носит символический характер.
Абсолютно то же самое у нас получится, если мы, например, зададимся вопросом о структурах родства. Например, я рождаюсь и, если я мальчик, становлюсь сыном. То есть я уже становлюсь определенным элементом внутри существующей структуры родства. Соответственно, если я сын, у меня есть, допустим, мать. Значит, у меня, возможно, есть брат или сестра или, например, отец. Но, опять же, все будет зависеть от того, какая именно это структура родства. То есть элементом какой конкретно структуры, какой конкретно символической системы я являюсь.
Допустим, если это понятная, знакомая нам структура, то тогда там будут мама, папа. А если, например, это структура родства, отличная от нашей, то там, как я говорил в первой лекции, папы может не быть. А роль мужской фигуры будет выполнять брат матери – дядя. То есть это уже совершенно другая структура родства и другие отношения.
Здесь принципиально не просто то, что есть некоторая структура, а то, что каждый элемент этой структуры не существует сам по себе. Он определяется своими отношениями с другими элементами. То есть смысл данного конкретного элемента вытекает из его отношений со всеми другими элементами. То есть я могу быть сыном только там, где я могу различить, отличить себя от того, кто сыном не является. Кто является, например, дочерью, или кто является моим двоюродным братом, или троюродным дядей. Или кто вообще не является членом моей семьи.
То есть возникает символическая реальность, в которой у меня есть определенная прописка. Прописка, которая дается мне с момента рождения. Я сразу помещаюсь в определенную структуру, где я нахожусь в отношениях с другими элементами этой структуры, где на меня распространяются определенные правила, которые касаются регулирования отношений между элементами этой структуры. Кто мне ближе, кто мне дальше, с кем я могу сближаться, а с кем не могу, кто часть моего круга, а кто нет, с кем я могу что-то делать, а с кем не могу что-то делать. В зависимости от того, какой элемент структуры я занимаю, это определяет меня, мое движение, мое существование, что мне можно, что нельзя. И попадая в структуру, субъект тут же сталкивается с идеалами Большого Другого: его ожидания от субъекта, его надежды, связываемые с субъектом. Например, ребенок, который рождается в семье династии врачей, уже попадает в систему, где на него проецируются определенные идеалы, с которыми ему всю жизнь придется иметь дело.
Символическое создает реальность. И это действительно такая, можно сказать, почти магическая способность символической системы и элементов этой символической системы. Казалось бы, вот два человека стоят рядом. С точки зрения их физического облика, они ничем друг от друга не отличаются. Но тем не менее они оба вписаны в определенную символическую систему. И уже оказывается, что один, например, сын очень знатного отца, а второй – сын раба. То есть два человека, неотличимых друг от друга, стоящих рядом друг с другом в физическом пространстве, в символической реальности находятся друг от друга на недосягаемом расстоянии. Они вписаны в символическую систему, жестко определяющую характер их взаимодействия.
Но для того, кто не имеет способности считывать символическую реальность, для него совершенно не понятно, почему одному оказываются почести, а ко второму обращаются с таким пренебрежением. И поэтому, например, животные, у которых нет совершенно никакого доступа в эту символическую реальность, могут абсолютно равно относиться что к одному, что к другому – безотносительно того, какое именно место в этой самой структуре, в этой самой символической системе занимает тот или иной индивид.
Еще один пример того, как символическое создает реальность и как реальность исписана символическим, можно найти в работе самого Лакана, в частности в его тексте «Инстанция буквы, или Судьба разума после Фрейда»[42], где он приводит картинку с двумя туалетами (рисунок 12).
Рисунок 12. Иллюстрация с двумя дверьми[43]
Что мы видим? Две абсолютно одинаковые двери и над одной из них написано «господа», а над другой – «дамы». То есть что получается? Есть некая физическая реальность – две абсолютно одинаковые двери, за которыми находятся две абсолютно одинаковые комнаты, которые по своим физическим свойствам вообще друг от друга не отличаются. Они абсолютно идентичны. Но достаточно над одной дверью повесить значок «мужчина» или слово «мужчина», а над другой повесить значок «женщина» или слово «женщина», как тут же эти две совершенно одинаковые двери, две совершенно одинаковые комнаты преображаются. То есть физически в них ничего не изменилось, но они преобразились. Одна комната стала мужским туалетом, другая комната стала женским туалетом. Две эти комнаты как бы оказались вписаны в некоторую символическую систему. Они оказались подчинены целому ряду правил. И уже стали в некотором смысле не совместимы между собой. То есть приобрели какое-то совершенно новое качество, какие-то совершенно новые свойства. И уже в одну, например, дверь кому-то можно зайти, а кому-то нельзя. И, соответственно, наоборот. Тот, кто может зайти во вторую дверь, уже в первую дверь не зайдет.
Главная тема книги — человек как субъект. Автор раскрывает данный феномен и исследует структуры человеческой субъективности и интерсубъективности. В качестве основы для анализа используется психоаналитическая теория, при этом она помещается в контекст современных дискуссий о соотношении мозга и психической реальности в свете такого междисциплинарного направления, как нейропсихоанализ. От критического разбора нейропсихоанализа автор переходит непосредственно к рассмотрению структур субъективности и вводит ключевое для данной работы понятие объективной субъективности, которая рассматривается наряду с другими элементами структуры человеческой субъективности: объективная объективность, субъективная объективность, субъективная субъективность и т. д.
Постсекулярность — это не только новая социальная реальность, характеризующаяся возвращением религии в самых причудливых и порой невероятных формах, это еще и кризис общепринятых моделей репрезентации религиозных / секулярных явлений. Постсекулярный поворот — это поворот к осмыслению этих новых форм, это движение в сторону нового языка, новой оптики, способной ухватить возникающую на наших глазах картину, являющуюся как постсекулярной, так и пострелигиозной, если смотреть на нее с точки зрения привычных представлений о религии и секулярном.
«Пойти в политику и вернуться» – мемуары Сергея Степашина, премьер-министра России в 1999 году. К этому моменту в его послужном списке были должности директора ФСБ, министра юстиции, министра внутренних дел. При этом он никогда не был классическим «силовиком». Пришел в ФСБ (в тот момент Агентство федеральной безопасности) из народных депутатов, побывав в должности председателя государственной комиссии по расследованию деятельности КГБ. Ушел с этого поста по собственному решению после гибели заложников в Будённовске.
Рассказ о жизни и делах молодежи Русского Зарубежья в Европе в годы Второй мировой войны, а также накануне войны и после нее: личные воспоминания, подкрепленные множеством документальных ссылок. Книга интересна историкам молодежных движений, особенно русского скаутизма-разведчества и Народно-Трудового Союза, историкам Русского Зарубежья, историкам Второй мировой войны, а также широкому кругу читателей, желающих узнать, чем жила русская молодежь по другую сторону фронта войны 1941-1945 гг. Издано при участии Posev-Frankfurt/Main.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Уникальное издание, основанное на достоверном материале, почерпнутом автором из писем, дневников, записных книжек Артура Конан Дойла, а также из подлинных газетных публикаций и архивных документов. Вы узнаете множество малоизвестных фактов о жизни и творчестве писателя, о блестящем расследовании им реальных уголовных дел, а также о его знаменитом персонаже Шерлоке Холмсе, которого Конан Дойл не раз порывался «убить».
Настоящие материалы подготовлены в связи с 200-летней годовщиной рождения великого русского поэта М. Ю. Лермонтова, которая празднуется в 2014 году. Условно книгу можно разделить на две части: первая часть содержит описание дуэлей Лермонтова, а вторая – краткие пояснения к впервые издаваемому на русском языке Дуэльному кодексу де Шатовильяра.
Книга рассказывает о жизненном пути И. И. Скворцова-Степанова — одного из видных деятелей партии, друга и соратника В. И. Ленина, члена ЦК партии, ответственного редактора газеты «Известия». И. И. Скворцов-Степанов был блестящим публицистом и видным ученым-марксистом, автором известных исторических, экономических и философских исследований, переводчиком многих произведений К. Маркса и Ф. Энгельса на русский язык (в том числе «Капитала»).