Жак Лакан: введение - [19]

Паранойяльный распад на части – это вскрытие механизма образования человеческого Я, его обращение вспять. То есть изначально все субъекты расколоты на части, раскоординированы. Субъект получает целостность благодаря появлению Я через стадию зеркала. Это Я есть иллюзия, которая гарантирует стабильное существование, удерживающее субъекта от распада.

У Лакана можно найти интересные размышления о том, что наше Я – это чуть ли не некая негативная галлюцинация. Это нечто, что своим существованием напоминает процесс негативной галлюцинации. Негативная галлюцинация – это такая галлюцинация, при которой субъект не воспринимает то, что есть. Например, негативные галлюцинации могут возникать в результате внушения. Человеку внушается, что некий предмет отсутствует в комнате, хотя он лежит там на самом видном месте. Когда человек выходит из гипноза, его просят этот предмет найти, но он не может его найти – или же делает вид, что его нет. То есть он его не видит, а предмет есть. Механизм образования человеческого Я напоминает действие этой негативной галлюцинации: человек перестает воспринимать то, что есть на самом деле, то есть расколотость, рассогласованность, раскоординированность. Это те переживания, которые оказываются скрытыми от субъекта. Вместо этого он начинает жить иллюзией собственной целостности, иллюзией целостности собственного образа, целостности собственного Я.

Паранойя раскрывает и еще один любопытный элемент, имеющий самое непосредственное отношение к структуре человеческой субъективности. Это безумие ставит под вопрос принципиальное различение между субъектом и другим: Я – это другой, а другой – это Я. Этот момент был ярко представлен в деле Эмэ, о котором речь шла в предыдущей лекции: случай Эмэ вскрыл механизм проекции себя на другого, показал, что другой вовлечен в собственное функционирование субъекта, что субъект нуждается в этом другом как объекте копирования, подражания, обожания, но одновременно и конкурирования, агрессии, стремления от этого другого избавиться, как-то от него отделаться. То есть ровно та динамика, которая развернулась в истории с нападением Эмэ на французскую актрису: Эмэ видела в последней своего двойника, конкурента, от которого она хотела избавиться. Здесь в предельной, даже экстремальной форме было выражено то, что в некотором смысле есть в любом человеке. Каждый человек вовлечен в проекции себя на другого, вовлечен в отношения конкуренции, подражания, обожания, ненависти по отношению к этим другим, которые являются, повторюсь, важным элементом структуры его субъективности, тем, что обеспечивает стабильность его функционирования.

В свете вышесказанного уже можно открыть текст самого Лакана, в частности его статью 1949 года «Стадия зеркала и ее роль в формировании функции Я», и понять смысл написанного там. Можно понять следующую фразу, которая, возможно, без предшествующих объяснений, так и осталась бы абсолютно эзотерической. Лакан пишет: «Стадия зеркала… представляет собой драму, которая фабрикует для субъекта… череду фантазмов, открывающуюся расчлененным образом тела, а завершающуюся формой его целостности, которую мы назовем ортопедической, и облачения, наконец, в ту броню отчуждающей идентичности, чья жесткая структура и предопределит собой все дальнейшее его умственное развитие»[23]. То есть стадия зеркала – это череда фантазмов, то есть, по сути, череда иллюзий, создающих субъекта.

Вообще, само слово «фантазм» – откуда оно берется? В чем разница фантазмов и фантазий?[24] Почему Лакан предпочитает говорить не «фантазия», а «фантазм»? Дело в специфике французского языка. Когда терминология Фрейда переводилась на французский язык, то встал вопрос, как переводить фрейдовское понятие «фантазия» (phantasie). Во французском языке тоже есть слово «фантазия» (fantaisie), но у этого слова очень конкретные коннотации. Это слово означает что-то легкое, светлое, воздушное, детское. А у Фрейда фантазия – это, например, про убийство отца, про какие-то жуткие вещи, которые совершенно не увязываются со словом «фантазия»: какая-нибудь «фантазия» о расчлененном теле – это уже достаточно проблемная конструкция. А вот фантазм о расчлененном образе тела – фраза, вызывающая куда меньший диссонанс. Соответственно, вместо того чтобы передавать фрейдовское понятие «фантазия» (phantasie) словом «фантазия» (fantaisie), его стали переводить как «фантазм».

Таким образом, в этой цитате Лакан говорит о череде фантазмов. Все начинается с фантазма образа расчлененного тела, который сменяется фантазмом целостности, образом, в котором субъект себя узнает, который дает ему отчуждающую идентичность. Почему отчуждающую? Потому что, повторюсь, это нечто, находящееся вне субъекта, нечто, с чем субъект себя отождествляет, помещает это внутрь себя; нечто, что дает ему идентичность, то есть понимание того, кто он есть, некоторую определенность в отношении «я – это вот это». Идентичность – это буквально тождество: А = А. Я – это я. Впрочем, в любой идентичности есть парадокс: субъект тождественен чему-то. Но это что-то не есть то, чем субъект был изначально, это что-то, с чем субъект себя сознательно или несознательно отождествил. Благодаря идентичности я определено, субъект более не расчлененное нечто, он определен. Жесткая структура этой идентичности предопределяет дальнейшее развитие. Это то, что позволяет развиваться. Это необходимое отчуждение, благодаря которому можно двигаться дальше, благодаря которому можно, наконец, переходить к каким-то иным стадиям, ступеням психического развития.