Зерна гранита - [39]

Иван зашагал по крутым ступенькам. Охранник пропустил его вперед и, пыхтя, топал за ним.

На средней площадке их ждал Йордан Николов. Он был известен во всем Плевенском округе под прозвищем Темница. Несколько дней назад его направили сюда как специалиста по особо сложным делам. Сейчас он стоял, расставив ноги, и рассматривал свысока худую фигуру Ивана, впившись в него прищуренными кошачьими глазами.

— Наверх! — приказал он юноше и стал медленно подниматься по каменным ступенькам. Иван последовал за ним. Позади них еле волочил ноги охранник.

Николов спозаранку был навеселе. Прежде чем подняться на второй этаж, он обернулся к охраннику:

— Свободен!

Тот поморщился — от Темницы шел густой запах ракии.

— Парнишка наш друг, а не опасный преступник, чтобы ходить у него за спиной. Иди себе! — распорядился Николов и ввел Ивана в комнату начальника околийской полиции.

Начальник полиции Йордан Гатев встал, усмехнулся и пригладил ладонью аккуратно зачесанные волосы.

— Садитесь! — Он указал на потертое кожаное кресло. — Мы рано вас разбудили, — произнес он, будто извиняясь, — но… служба. Что поделать? Интересы государства превыше всего.

Его острые глазки внимательно рассматривали Ивана. Гатев говорил отрывисто, а когда надолго замолкал, наступала мертвая тишина, которую нарушало лишь клокотание весенних вод Бели-Вита.

— Думаю, вы человек разумный и все откровенно расскажете. — Гатев уперся взглядом в парня. — Мы не можем допустить, чтобы коммунистическая бацилла травила детей в нашем крае.

Он отступил назад, повернулся к окну и задумался.

Бацилла! Да-а! Время, в которое появилась эта бацилла в городе, связано с годами его юности. Еще в 1919 году ему, Йордану Гатеву, предложили вступить в молодежную комсомольскую организацию, которой присвоили имя видного венгерского революционера, коммуниста Белы Куна. Тогда он только посмеялся над ними, потому что сколько заплат было на штанах его однокашников-ремсистов, столько у его отца полей.

«Что это — бацилла? — спросил себя Гатев. — Нет! — ответил он. — Это давно стало болезнью, страшной заразной болезнью! Она распространяется как огонь». Мурашки поползли по его телу.

На праздник Бенковского в 1922 году собрались организованные группы коммунистов и комсомольцев из Трояна, Луковита, Копривштицы, Панагюриште, Гложене и других мест. Более шестисот человек, со знаменами, одетых в красные рубашки и синие брюки, с песнями заполнили долину. В нем вспыхнули тогда злоба и ненависть, и он бросился на одного из них, разорвал на нем красную рубашку, но тут напоролся на высокого, здоровенного оборванца. Он и сейчас еще помнит его горящие глаза и убийственную силу широкой, как лопата, руки. Тогда ему показалось, что он умирает. Еле добрался до своего дома…

Иван смотрел на багровую шею начальника полиции и думал:

«Смешной человек! Коммунизм не бацилла. Он воздух и хлеб, вода и солнце, наша надежда и наша жизнь».

Йордан Гатев резко обернулся, подошел, смерил парня взглядом:

— Так что же вы молчите, Иван Туйков?

Иван выдержал его взгляд, но на вопрос отвечать не стал.

Гатев обратился к Николову, молчаливо восседавшему в кресле:

— Если он не назовет имен тех людей, которые пишут лозунги, засыпают город листовками, и тех людей, которые ими руководят, поручаю вам вместе со старшим полицейским Цано Стефановым провести допрос!

Темница ехидно усмехнулся, лениво привстал и произнес протяжно:

— Слушаюсь! — Он обернулся и шагнул к Ивану: — Пошли в другую комнату! Там духами не пахнет. И обстановка не такая официальная.

Он ввел Туйкова в комнату со старым письменным столом, креслом и несколькими деревянными стульями и развалился в кресле.

— Напрасно ты молчишь, мы ведь все знаем, — сказал он заплетающимся языком. — Поэтому сядь и собственноручно напиши список членов городской организации и комсомольцев из гимназии! — Он замолчал. Его налитые кровью глаза впились в лицо парня. — Напиши и о тех людях, которых ты провел в Лесидрен! Как видишь, мы все знаем! — Он похлопал ладонью по новой зеленой папке. — Пиши спокойно и поразборчивей! Надоели мне ваши кривые школярские загогулины.

— Да уж постараюсь… — с иронией бросил Иван.

— Браво! Вот это мне нравится! Выходит, ты человек умный. Пиши, а потом вместе выпьем ракии у твоего отца в корчме!

Николов чувствовал себя неважно после вчерашней попойки и раннего похмелья. А говорят, что клин клином вышибают. Ерунда! Голова, того и гляди, расколется. Он начал икать, и глаза у него еще больше вылезли из орбит.

Иван посмотрел на него и подумал, что есть в нем что-то жабье.

Темница нажал кнопку звонка и распорядился, чтобы немедленно пришел старший полицейский Стефанов. Тот не заставил себя долго ждать.

— Слушаю, господин Николов!

— Посидите!.. Я выйду… — Темница сделал неопределенное движение рукой перед своим лицом.

Цано Стефанов с важностью уселся в кресле, оглядел комнату. Потом будто что-то стукнуло ему в голову, он встал, пересел за стол:

— Пиши, парень! Пиши ясно и подробно! — Стефанов нажал на кнопку, которая находилась под крышкой стола.

Тотчас же появился дежурный полицейский и остановился в дверях, выпятив живот.