Земные заботы - [57]

Полная тишина. И пустота. В аквариуме вода зеленая и пузырьки медленно поднимаются к поверхности и лопаются.

Мария лежит на спине и дрожит от холода.

— Как ребенок выглядит?

— Абсолютно нормально.

Мария широко раскрывает глаза.

— Что?!

— Ну да. У нее абсолютно нормальное сложение. Только она очень худенькая, очень длинненькая, но очень хорошенькая, — говорит высокий белокурый врач, широко улыбаясь.

— А пищевод?

— Мы сразу вставили ей в горло зонд. Он свободно прошел вниз.

В воздухе пляшут огненные шары. Это прыгает солнце.

Раз ребенок хорошенький, значит, он не умственно отсталый, значит, сколько-нибудь серьезных дефектов нет.

— Это невероятно. Вы правду говорите?

— Только правду.

— Нет, это мне снится, я все время спала, и это все еще сон.

— Давай я тебя ущипну, — улыбается врач. — И ты сразу почувствуешь, что уже не спишь.

Он придвигает стул к ее изголовью, садится, закидывая ногу на ногу, и начинает раскачиваться на стуле. У него длинные ноги в белых носках и белых сабо. Он доволен. А она бы так и расцеловала его, и привлекла бы к себе, и прижалась бы к нему. И он бы обнял ее. О, если бы это было возможно!

Она закрывает лицо руками. Слезы текут между пальцами.

— О Господи, как мне хорошо, как хорошо, как я рада, как хорошо, как я благодарна, что все так хорошо!

— Может, дать ей выпить? — тихонько спрашивает врач.

— С какой стати? — отзывается акушерка из противоположного угла палаты.

Хорошо, что акушерки женщины.

Простуженная помощница сидит по другую сторону от Марии, обе ее руки на животе Марии, она старается сдерживать сокращения опустошенной матки. Глаза у нее в красных ободках, но она широко и приветливо улыбается Марии. Теперь ее простуда уже не имеет значения.

— Меня будут зашивать? — спрашивает Мария.

— У тебя ни одного разрыва, — отвечает акушерка.

И тут в дверях появляется коротышка Рёрбю — руки в боки, голова чуть-чуть склонена набок. Из патологического отделения она спустилась в таинственную обитель родильного.

Склонившись над Марией, она обнимает ее.

— Поздравляю тебя, девочка.

— Спасибо, милая Рёрбю. Я тебя очень люблю.

Она уходит. У Марии дрожат губы.

— В ближайшие дни у тебя не раз глаза будут на мокром месте, — говорит врач. — Не удивляйся, так и должно быть.

Акушерка вынимает из кармашка своей записной книжки маленькую фотографию и показывает Марии. На фотографии четверо улыбающихся ребятишек. Первая в ряду девочка со светлыми косичками, за ней три белобрысых мальчугана.

— Мои, — говорит она. — Младшему всего два годика. Я решила показать их вам, чтобы вы знали, что я вас очень хорошо понимаю.

Она убирает записную книжку.

— Сегодня лучший день в моей жизни, — говорит Мария. — Никогда еще и ничему я так не радовалась…

— Да, это, конечно, большое событие, — соглашается акушерка.

Детский врач в квадратных, без оправы очках заходит в палату.

— Мы сейчас обследуем вашего ребенка, — говорит он. — Мы ввели ей контрастное вещество и сделали рентгеновский снимок, чтобы убедиться в полной проходимости пищеварительного тракта. Она весит два килограмма пятьсот восемьдесят грамм. Ровно столько, чтобы вас вместе с ней поместить в послеродовое отделение. Я думаю, что еще до полуночи вам ее привезут.

В палате все время толпится народ. Двери открываются и закрываются.

Роды завершились, можно расслабиться. Нет уже никакой нужды понижать голос. В палате чисто, навели порядок. Судна и лотки убрали на место.

Наверное, они еще держат ее под наблюдением. Но Марии теперь все равно. Она испытывает такую легкость, будто у нее вообще нет тела, и только твердит:

— Я так рада, так рада, так…

— О, я так рада, так рада!

Кто это ее передразнивает? А, это старшая акушерка, она снова стоит у Марии в ногах. С решительным выражением на лице. Да, пожалуй, уже хватит сюсюкать.

Мария получает чашку чая.

И вот уже совсем другая акушерка стоит у ее изголовья. Высокая стройная молодая женщина с коротко остриженными волосами. Лицо как будто знакомое.

— Твоя девчушка просто прелесть.

— Ты ее видела?

— Да, и даже подержала ее за ручку, там, в отделении для новорожденных.

— Как ты думаешь, почему все считали, что она очень крупная?

— Это все воды, они совершенно исказили картину. Целых семь литров! Я сама измеряла.

У акушерки такой сияющий вид. Неужели это правда? Может ли так быть, что все они от души радуются, когда роды проходят благополучно?

Удивительная профессия!

10 января, пятница

Серые тона. Где я?

Над кроватью Марии склоняется медсестра.

Привезли твою малютку.

Мое дитя! Я чуть не забыла про тебя! Ведь этой ночью нас с тобой везли подземным переходом сюда, в послеродовое отделение.

Мария наклонилась над детской кроваткой, смотрит и чувствует сладостную дрожь при виде темной головки с блестящими волосами, наполовину скрытой под клетчатым одеяльцем. Девочка лежит на боку, подпертая скатанным покрывалом. В ногах у нее керамическая грелка, завернутая в пеленку.

Она спит, ее профиль, совсем как у взрослой, вырисовывается на простынке. У подбородка ручки с тоненькими, словно ниточки, пальчиками.

Вот она лежит здесь, крошечное существо. О, я узнаю тебя… Прошлой ночью ты была со мной.

Двумя длинными рядами сидят женщины в белой больничной одежде со своими новорожденными на руках. Настольные лампы бросают на них конусы света. Груди обнажены. Идет кормление детей.