Земные заботы - [50]

— Прекрасно! Если вы действительно так настроены, тогда я могу подтвердить вашу догадку: многоводье и в самом деле дает основание подозревать нарушения в развитии плода. Нередко это бывает взаимосвязано. Поэтому мы и сделали вам в свое время рентгеновское обследование, а теперь вот ультразвуковое.

— По-моему, они там в ультразвуковом считают, что ребенок у меня слишком крупный.

— Я не думаю, что он слишком крупный. Я бы определил его вес не более, чем в три килограмма. Но точно утверждать трудно по причине все того же многоводья.

Он протягивает ей раскрытую историю болезни.

— Я хочу показать вам, что здесь написано, тогда вы, может, мне поверите. Видите, вот здесь: Никаких аномалий не обнаружено. То же повторяется на следующей странице. Так что ничего плохого мы не констатируем. И с эстриолом у вас порядок, взгляните вот на эту таблицу. Он держится в пределах нормы. Единственный случай падения был двадцать четвертого декабря. Но это нормальное явление: в праздничные дни уровень его обычно немного падает. А может быть, вы просто не были достаточно аккуратны при сборе мочи.

Он чуть заметно улыбнулся. Мария сжала руки в карманах.

— Но ведь не все же, наверное, можно увидеть на этом вашем экране?

— Да, не все органы отражают ультразвуковые волны.

— А какие именно не отражают?

Он колеблется, потом отвечает:

— Пищевод и центральная нервная система.

Центральная нервная система и пищевод.

Значит, главное сейчас — эти два момента.

— Как вы думаете, может мой ребенок быть умственно отсталым?

Он внимательно смотрит на нее темно-карими глазами, потом отвечает:

— Нет, я так не думаю.

Он говорит, что он так не думает. Что ж, она ему верит. Он так не думает. Но он же и не исключает такой возможности…

Марии очень хочется спросить, почему он так не думает. Но она чувствует, что это уж слишком. Может вызвать раздражение. Их разделяет невидимая грань, и ей не следует эту грань переступать, если она не хочет разрушить только что возникшее между ними доверие.

И она решается задать последний вопрос:

— Насколько же велик, согласно статистике, риск какого-либо неблагополучия в моем случае?

— Да, пожалуй, не более пятнадцати — двадцати процентов.

Они встают и пожимают друг другу руки.

— Надеюсь, я не сказал вам ничего лишнего.

— Вам не случалось подвергнуться рентгеновскому или радиоактивному облучению в первые месяцы беременности?

— Нет.

— А не помните, вы не болели?

— Нет.

— Гриппом, например, в тяжелой форме.

— Нет, — говорит Андерс и смотрит на Тенну. — Все правильно. Она не болела. Все у нас было совершенно нормально.

— Может, вы принимали какие-то препараты?

— Никаких.

Старичок доктор сидит возле кровати Тенны и держит ее руку. В его руке она чувствует тепло, и это тепло помогает ей крепиться и не плакать. Эта добрая теплая рука с толстыми венами и рифлеными ногтями так отечески нежно обхватывает ее запястье.

— Вы совершенно уверены, что ничего не забыли?

— Да, совершенно уверена.

— Но ведь она родила слишком рано, — говорит Андерс. — Может быть, ножки просто не успели образоваться?

— Вот, оказывается, почему мне было так больно, — тихо говорит Тенна. — Это его культи тыкали меня в бок каждый раз, как он начинал шевелиться.

Врач смотрит на Тенну, потом на Андерса и снова на Тенну.

— Ну что ж, перед нами один из капризов природы. Ни в анамнезе, ни в истории болезни нет и намека на то, что могло бы объяснить эту аномалию. Но что случилось, то случилось, и этого не изменить. Возможно, какая-то инфекция попала, причины могут быть разные, трудно сказать…

Он кладет обе руки на руку Тенны.

— Я хочу дать вам совет — перестаньте гадать, почему так случилось. Постарайтесь больше об этом не думать. Гоните всех, кто будет без конца искать причину столь редкого дефекта у ребенка.

Андерс кивает.

— Только не считайте, что вы все уже хорошо продумали, что вы уже оправились от шока, на самом деле это не так. Реакция будет сказываться еще многие месяцы. И ближайшие недели будут для вас обоих самыми тяжкими. Отношения с окружающим миром страшно осложнятся для вас. Это будет гораздо труднее, чем ухаживать за ребенком, с чем вы, конечно, справитесь.

Он кивает в такт своим словам, как бы подчеркивая их значительность.

— А теперь пошли посмотрим ребенка. Я распоряжусь, чтобы персонал отделения для новорожденных разрешал вам навещать его когда угодно, в любое время суток, и самой за ним ухаживать.

Мария чувствует себя другим человеком. Легче стало дышать. А почему, собственно? Подтвердились ведь ее худшие опасения. Да, но это все-таки гораздо лучше, потому что теперь она хоть знает, чего нужно бояться. И прежде всего потому, что ее уважают как личность, как человека, который способен сам распорядиться своей судьбой. Да, в новом для нее чувстве уверенности это сыграло не последнюю роль.

Оконные стекла все в каплях дождя. Мария выдвигает ящик тумбочки, достает бумагу и шариковую ручку. Впервые за много дней у нее возникло желание написать Захариасу и своим родителям. Теперь она может сказать им, чтобы не беспокоились. Она в надежных руках и вполне доверяет клинике.

8 января, среда

На пороге нулевой палаты неожиданно возникает муж Оливии Хольгер. В руках у него шапка, он неловко переминается с ноги на ногу.