Земные заботы - [39]

— Это-то конечно. Но фактически и они не так уж свободны, с этим ты должна согласиться. И представь себе, самую большую свободу можно обрести лишь в пределах каких-то границ. Дети тоже ограничивают наше существование. Не будем себя обманывать. Но это только к лучшему. Чем мир уже, тем более насыщена жизнь.

— Может, ты и права, — взволнованно говорит Мария. — Может быть. Но я хочу, чтобы мой ребенок со временем отделился от меня. Как я в свое время отделилась от родителей. А ребенок с большими дефектами — это крест на всю жизнь. От него уж никогда не избавишься.

Сигне зажгла сигарету и придвинула пачку Марии. Но Мария нетерпеливо мотнула головой. Она не курит. Она твердит свое:

— Я убеждена, что во многих случаях мать оказала бы ребенку большую услугу, отправив его на тот свет. Только сентиментальные дураки могут думать иначе.

— Ты же не специалист по новорожденным, так? И не знаешь, что может наука. Как она может помочь твоему ребенку. Сама-то ты не в состоянии оценить его возможности.

— В общем, они могут навязать тебе ребенка против твоей воли? Даже если ты его не хочешь?

— Да, в известном смысле. Я тоже не сразу это поняла. Но между прочим, откуда тебе знать, хочешь ли ты его иметь, пока ты его не увидела и основательно все не продумала?

— Ты меня совсем добила, — шепчет Мария.

Сигне выпускает изо рта кольцо дыма.

— Вот и хватит об этом. Дело сделано. Нельзя одновременно и желать ребенка, и оставлять за собой право брать или отказываться, когда он родится. Нужно принимать его таким, какой он есть, и стараться получить от этого удовольствие. Таковы условия нашей жизни, хотя я согласна с тобой — женщина несет на себе неизмеримо большую часть бремени и ответственности.

Лежу я здесь и проповедую, думает Сигне, вытирая губы уголком одеяла. А сама? Разве меня не мучили подобные мысли? Лучше не вспоминать. Я обманываю ее так же, как и все остальные. Она права!

Мария, сложив руки на своем слишком большом животе, смотрит на танцующие за окном снежинки.

— Скоро нам принесут чего-нибудь поесть, — говорит Сигне и тушит сигарету в пепельнице.

«Трещит по швам?» Это одна из последних фотографий принцессы Элизабет и Ричарда Бартона, снятая как раз в тот момент, когда они должны были бы быть веселы и раскованны, на отдыхе в Касабланке. Но даже тут улыбка несколько натянутая. Отношения между ними стали заметно прохладнее.

Мария проглядывает репортаж в «Иллюстрированном журнале».

Бартон сам говорит: Мы с Элизабет решили, что нам не следует видеться слишком часто. С Элизабет Тейлор мы были вместе круглые сутки, и видите, к чему это привело.

Разговаривают две медсестры:

— Неужели правда?

— Спроси у нянечки в родильном отделении. Ребенок шел ножками.

— И был слышен крик?

Ну да, о чем я и говорю. Воды отошли, ребенок наполовину вышел, в шейке матки оказался воздух, и ребенок закричал прямо у матери в животе.

— Нет, это уж слишком, — говорит старшая сестра, которая как раз в это время проходит мимо.

— Хабиба!

— Мария!

Мария придвинула стул к родильному столу. Она гладит турчанке руку и смотрит в темные испуганные глаза с тонкой паутинкой кровеносных сосудов на желтоватых белках. Темные волосы рассыпались по подушке, на лбу выступили крупные жемчужины пота.

В углу палаты на стуле сложены цикламеновый халат, шлепанцы и сумка.

Турчанка подносит палец ко рту. Губы пересохшие, потрескавшиеся.

— Нельзя ей чем-нибудь смазать губы? — спрашивает Мария дежурную помощницу акушерки, белокурую сероглазую девицу с прической под пажа.

Та протягивает ей баночку вазелина.

Каждый раз, когда приходит схватка, Хабиба закрывает глаза и тихонько стонет.

— Как у нее дела? — спрашивает Мария с бьющимся сердцем. — Все идет как положено?

— Все идет хорошо. Только слишком она полная. Из-за этого роды могут затянуться.

Мария гладит Хабибу по руке.

— У нее водянка, да?

— Да. У нее ужасные отеки, и к тому же еще экзема. Но, я думаю, все это пройдет, как только она разрешится от бремени.

Мария смотрит на Хабибу. Крупные капли пота повисли на густых черных бровях. На столике у изголовья лежит самодельный словарик.

— Как ты думаешь, ребенок у нее крупный?

— Трудно сказать. Она сама такая тучная. Но я не удивлюсь, если в нем будет что-нибудь около девяти фунтов.

— А как вообще-то дело двигается?

— Нормально! А у тебя у самой, похоже, двойня будет?

— Ага. — Мария краснеет. — Мужу ее позвонили?

— Он уже едет. Ему повезло, что сегодня суббота.

Мария кладет ладонь на огромный тугой живот Хабибы. Она чувствует, как схватка, возникнув где-то под самой грудью, волной сбегает по животу вниз к лобку. Будто легкий трепет, дрожь, слабый электрический разряд. Марии кажется, что какие-то сверхъестественные силы посылают ей сигналы, пользуясь турчанкой, как медиумом.

А теперь схватка возвращается к своему исходному пункту.

Приходит акушерка. Она вполголоса разговаривает с помощницей, которая склонилась над письменным столом, держась за спинку стула. Потом они одновременно поворачиваются к роженице.

— Сейчас мы спустим ей воды, — говорит помощница. В руке у нее инструмент, похожий на вязальную спицу.

— Повернись-ка на спину. Так, ноги врозь и как следует расслабься.