Земля вращается со скрипом - [8]

— Он вырастет и станет космонавтом, — сказала мама. Она помешана на фантастике.

Папа на этот счет имел другое мнение.

— Будущий космонавт спросил бы, что там, а не кто. Нет, он будет философом. Почти все мыслители бились над вопросом: есть ли Бог на небе. Впрочем… кто его знает. К примеру, известно, что первое слово, которое сказал Высоцкий, было «огонь».

— В каком смысле огонь? — спросила мама.

— Что значит, «в каком смысле — огонь»?

— Ну… Слово «огонь» или приказ «огонь»? — она даже изобразила командира, который кричит: «Огонь!»

Папа растерянно пожал плечами.

— Не знаю, — он горько усмехнулся. — Но ни пожарным, ни военным Высоцкий не стал.

— Все равно сгорел.

Родители мои редкие болтуны. Болтают с утра до ночи. О серьезных вещах и смешных, о глубоких и совсем пустяковых.

Не знаю, почему я пошел не в них. Два года мне, а я говорю редко и мало.

После «кто там» я одолел «мама», «папа» и «дай».

Папа маме заметил:

— «Дай» — это у него от тебя.

— Смотря, что за этим «дай» стоит.

— Ничего не стоит, кроме наглости.

— Я имею в виду: просьба или требование?

— Второе, конечно. Когда люди просят, они добавляют «пожалуйста».

Тут я с отцом не согласен. Чтобы добавить «пожалуйста», надо это слово разучить. А чтобы его разучить, ребенку следует его почаще слышать. Если я слушал его нечасто, виноваты в этом они, но никак не я.

А совсем недавно, кстати, мой словарный запас пополнился коротким, злым «нет».

— Второй папа, — расстроилась мама.

Отец, как всегда, был настроен более философски.

— Молодец! Начал с самого трудного. Я знаю множество мужчин и женщин, которые до сих пор не могут как следует сказать: «нет».

— Да тебе трудно отказать, — пошутила мама. — Пристанешь, как банный лист.

Папа вздохнул и взял меня на руки.

— Не обращай внимания, сынок. Мама не понимает, как важно бывает порой сказать «нет». Вы верите? Нет! Вы подпишете? Нет! Вы не подвинетесь? Нет! Вам нравится ваша роль? Нет, нет и еще раз нет. И все! И никаких компромиссов. Ясно?

Так мы и живем втроем: я, папа и мама. Тихо, мирно и дружно. Если и скандалим, то в шутку, а если ссоримся серьезно, то ненадолго.

Мой старший дружок. Валя Грабовский — ему уже четыре года — совсем старик, — говорит, что такая идеальная семья в наше время редкость.

— Кстати, ты не ревнуешь?

— Кого?

— Ну маму к папе. Или на худой конец, наоборот.

— Нет, — говорю, — я люблю их обоих.

— Странно, — задумчиво произнес Валя. — Неужели Фрейд ошибся?

И он улыбнулся, добродушно и по-стариковски.

Конечно, общались мы с Валей не вслух, а мысленно. Но поверьте, так верней. Слова искажают смысл передаваемой мысли.

Жаль, что подобным образом я не могу общаться с родителями. Как все взрослые, они общаются посредством речи. И не всегда правильно друг друга понимают. Хотя они, конечно, хорошие. Добродушные, как улыбка Вали Грабовско-го. И может, нам удастся болеть друг другом всю нашу жизнь.

Хорошо, что я родился. И для меня хорошо, и для родителей. Ведь я одно из главных звеньев цепи, крепко сковавших папу и маму друг с другом.

Когда папа уезжает на гастроли, мама скучает по нему. А отец звонит нам по два раза в день. Вернувшись, он обнимает нас, целует и говорит:

— Уезжая, я радуюсь только одному — впереди меня ждет встреча с вами.

Наверное, таких людей, как мои родители, очень много. Может, даже есть немало людей, которые умнее и добрее, чем мои папа и мама, но другие мне не нужны.

Я люблю маму. Я люблю папу. И мне жутко нравится, что я люблю их не только за то, что они мои родители, но и за то, что они такие.

Сегодня я нечаянно услышал, мама ждет другого ребенка. С одной стороны, я счастлив — у меня будет брат. Или сестра! Однако, с другой стороны, скажу честно (врать пока не научился), я почувствовал — впервые! — что ревную: а вдруг его (ее) станут любить сильнее, чем меня! Решил посоветоваться с Грабовским.

— Скажи, старик, ты ревнуешь предков к своей сеструхе? Задумчиво поковырявшись в носу, Валя объяснил:

— Ревновал немного в самом начале. А потом понял, что она слишком нуждается во внимании. Я же гораздо самостоятельней. К тому же я сам скоро ее полюбил, — Валя стукнул меня погремушкой по лбу и продолжил свою мысль: — Младенцев нельзя не любить, они такие потешные. И вообще, все дети очень хорошие.

Я согласился и в знак благодарности укусил Грабовского за палец. Завязалась потасовка, и продолжать беседу было некогда…

Сейчас я поел овсяной каши. Отрыгнул липшее, уж вы меня простите. Слушаю колыбельную мамы. Мне тепло, глаза мои слипаются… Пора спать… Я и так заболтался… от счастья… Спокойной ночи. Пусть вам приснится розовый слоник… который… а-аа… озеро… и там… уши… вот…

Окно напротив

Она жила на пятом этаже в доме напротив. Через справочное бюро он узнал номер ее телефона, но набрать эти семь цифр и поговорить с ней не решался до сегодняшнего дня. Сегодня день был особый.

Поставив телефонный аппарат на подоконник, он набрал заветный номер, глядя в ее окно.

— Слушаю, — голос оказался мягким, теплым…

— Добрый день. Меня зовут Игорь. — Он помолчал: — А вас?

— Кто это?

— Это ваш сосед.

— О, — она поднялась с кресла, — опять протекает?

— Что протекает? А, нет! Я не снизу. Я живу напротив. В соседнем доме.