Земля вращается со скрипом - [13]

Удары сыпались со всех сторон. Затем этих бешеных каратистов, вероятно, принялся раскидывать Брюховецкий, потому что число ударов стало постепенно уменьшаться и наконец совсем прекратилось.

Я приподнялся. Помассировал ладонью онемевшую челюсть, и на язык упал один из боковых зубов, который я выплюнул вместе с заполнявшей рот густой солоноватой кровью.

Парни окружили Брюню и, размахивая ногами, попросту не подпускали его на расстояние возможного удара. Саня рычал, как раненый медведь, и кидался то к одному, то к другому, а пока тот отступал, остальные дубасили его своими копытами со спины и с боков. Он бросался к другому, третьему… И ничего не менялось… Но вот наконец он удачно схватил одного из них за ногу и, резко потянув на себя, нанес ему такой удар, что я удивляюсь, как у того голова не треснула наподобие перезревшего арбуза.

Потом, помню, послышалась милицейская сирена, и с каждой секундой она становилась все громче.

Когда мы вернулись ко мне домой, Саша прошел в комнату и неожиданно достал из кармана своих «бермудов» чекушку водки.

— Ебсель! — воскликнул я. — Откуда?

На Брюнином лице отразилось полное недоумение.

— Не помню.

— Изюмительно!

Я принес из кухни банку с оставшимися голубцами.

— Спортивные ребятки, — сказал Брюня.

— Зуб выбили, — сообщил я.

— Ну-у?! — удивился Саня. — Тот, что болел?

— Нет. — Я пальцем оттянул щеку в сторону. — Соседний, рядом.

— Жаль, менты помешали. — Кому?

— Что?

— Им или нам? — Нам.

— Скорее, им.

— И нам, и им.

— Ты видел, какие они вертушки крутили ногами?

— Спортивные ребятки, — повторил Брюня.

Он откупорил бутылку и, запрокинув голову, точно горнист, прямо из горлышка влил в себя ровно половину.

— Санек, что за херней мы занимаемся? — А что делать?

— Н-да… Что делать и кто виноват…

Я допил водку и спросил, осторожно пережевывая кусок голубца:

— И все-таки… Зачем?

Саня только отмахнулся. Мол, да ну тебя с твоими дурацкими вопросами. Отмахнулся и закурил.

— Они, конечно, сами виноваты.

— Кто? — спросил Брюня.

— Они. Все эти… Благополучные, сытые, наглые… Я сбиваю с них спесь! Ведь я не против неравенства. Наоборот! Так должно быть. Потому что так было всегда. Но меня бесит, когда…

— Когда — что?

— Когда в князьях ничтожества.

— Вот это правильно. Ты очень здорово сейчас сказал. Правда, стрелка пафоса стала зашкаливать, но это ничего.

— Это ничего, иногда нужно. Оставь докурить. — Бери целую.

— Целую не хочу. Оставь. — Держи. Как твой зуб?

— Притих пока.

— Вот видишь, я ж говорил.

Утром меня разбудила нервная телефонная трель.

Я открыл левый глаз (правый, как потом оказалось, совершенно заплыл фингалом цвета флага независимой Украины), приподнялся с дивана, на котором спал не раздевшись, и подойдя к аппарату, снял трубку.

— Меня еще нет. С вами говорит сонный автоответчик. Пожалуйста, перезвоните или оставьте свое сообщение после звукового сигнала. Пи-и-и!

— Доброе утро!

— Не надо обобщать, Алена. Мое утро, кажется, разительно отличается от твоего.

— Пил?

— Пел!

— Сегодня суббота.

— Вполне возможно.

— Я заеду к тебе сегодня?

— Когда?

— Вечером. Часов в пять.

— А сейчас сколько?

— Полдесятого. — Хорошо.

— Только не уйди, как в прошлый раз!

— Я не уходил. Я же тебе рассказывал, меня забрали в милицию.

— Чего это они тебя забирают всякий раз, как я хочу тебя увидеть?

— Скоты! Совсем не считаются с твоими желаниями.

— Так мы договорились?

— Договорились. В пять я буду дома.

— Взять что-то покушать? — Бери.

— Ну, все, целую!

— Аналогично!

Я вернул трубку на место и поплелся на кухню, откуда доносились звуки льющейся воды. По пути глянул в прихожей на свое очаровательное отражение в зеркале. Одним глазком — буквально. Зрелище не для слабонервных, впору было воскликнуть: «Остановись, мгновенье, я прекрасен»!

На кухне Брюня, согнувшись над умывальником, держал голову под струей воды и постанывал.

— Освежаемся?

Брюня отклонился влево, повернул голову и, щурясь, взглянул на меня через плечо.

— Ну, у тебя и рожа, Шарапов.

— Знаю. Видел.

— Соболева нужно срочно придушить. Он, наверное, в самогон демидрол добавляет. Голова раскалывается.

— Пойду приму душ.

— Валяй. И сходим полечиться.

— У нас денег нет.

— Была бы цель, — сказал Брюня, — а средства будут!

Погода выдалась солнечная. Как для десяти часов утра начала осени — даже жаркой.

Перед выходом я надел темные очки. Брюня критически меня осмотрел и коротко объявил:

— Терминатор. Жидкий.

Мы подошли к автобусной остановке. На той стороне дороги раскинулся целый ряд торговок, продававших молоко, творог, сигареты, водку… Где-то среди них должна была быть и баба Таня, которая всегда с охотой давала нам в долг, зная, что мы обязательно вернем и даже отблагодарим сверху.

Саня вдруг глухо выругался.

— Ты чего?

— Помнишь того урода, с которым я сцепился в кинотеатре?

Я проследил за его взглядом. Быстрыми шагами к нам направлялись двое мужчин. Одного я, к сожалению, тоже вроде бы узнал.

Я шагнул назад.

— Брюня, ну их! Мужики настроены серьезно.

— Не ной, Ленчик!

Брюховецкий решительно пошел им навстречу.

Черт! Я осмотрелся в поисках какого-то орудия, но ничего подходящего не увидел.

Твою мать! С утра, на больную голову, после вчерашнего, у меня не было ни малейшего желания драться. Иногда такое желание есть (все реже и реже), а иногда нету. Честное слово!