Земля вращается со скрипом - [14]

В общем, как пишут в романах, с замиранием сердца я последовал за Брюней. Но было поздно! Один из мужиков достал из внутреннего кармана пиджака пистолет и с расстояния трех-четырех метров выстрелил Сане в лицо.

Какая-то баба коротко взвыла и бросилась наутек.

Мужики, переглянувшись, развернулись и пошли прочь.

Саня тем временем схватился руками за лицо и, кучерявенько матерясь, ничего не видя и должно быть не соображая, шагнул прямо на проезжую часть.

Я немного успокоился, когда понял, что пистолет был газовым, но в следующее мгновение я чуть с ума не сошел: визг тормозов, удар, и Брюнино тело отбросило метра на три.

Едрическая сила! Полет Гагарина!

Я бросился к Брюне! Возле него уже суетился кривоногий водитель.

— Ты живой, парень? — взывал он к Сане, опустившись перед ним на колени. — Парень, ты живой?

Брюня приоткрыл покрасневшие веки. Глаза слезились.

— Парень, ты меня видишь? Ты видишь меня? Как тебя зовут? Сколько пальцев? Как тебя зовут?

— Саня его зовут, — сказал я, присев на корточки рядом с ними.

Вокруг собирался любопытный народ. Скривившись, Саня охрипшим голосом подтвердил мои слова:

— Да… Меня зовут Александр… Матросов.

И когда наши взгляды встретились, он криво улыбнулся. Потом, как ни в чем не бывало, он поднялся, отряхнулся и успокоил собравшихся:

— Граждане, не в этот раз! Всем спасибо!

Водитель от переизбытка чувств принялся было Саню обнимать, но тот резко отстранился:

— Э-э, чувак! Оставь меня в покое! Без обид!

— Ты как? — спросил я.

— Глаза печет и башка трещит. Срочно нужна анестезия.

— Я чуть не рехнулся, видя твой взлет…

— Водила — гад! Сначала сбил, потом полез обниматься…

— Никакого постоянства! Да? Брюня утвердительно чихнул.

Бутылку баба Таня давала, но с условием.

— Ребятки, — попросила она, — Булдыха все время занимает мое место. Скажете ей чего?

— Она что, раньше приходит? — спросил Брюня, чихнув.

— В том-то и дело, что нет. Но с ней ее сынок — бугай-переросток, — сгоняет меня.

— Где она?

Мы подошли к указанной тетке непередаваемых размеров и сказали:

— Послушайте, уважаемая! Говорят, вы тут несколько притесняете своих коллег…

— Якых ще калек?! — враждебно гаркнула она. — Що треба?!

— Послушайте, мамаша, — сказал я, демонстрируя одну из своих обаятельных улыбок. — Давайте попытаемся, насколько возможно, контролировать свою агрессию по отношению к друг другу.

Брюховецкий не выдержал и перебил меня на полуслове:

— Запомни, бомбовоз, еще раз обидишь бабу Таню — устроим тебе веселую-превеселую жизнь!..

— Андрий! — заорала Булдыха, глядя на кого-то позади нас.

— Та старая сука натравила на нас цих бандитов!

Мы обернулись, и я успел зафиксировать напоследок здоровенный кулак, который летел ко мне с превышающей все допустимые нормы скоростью.

Мои солнцезащитные очки с вафельным хрустом разлетелись, осколки впились в кожу, брызнула кровь…

Кругом поднялся невообразимый шум: бабий визг, топот и ругательства…Я был уверен, что лишился глаза…

Брюня отвел меня к себе, промыл рану и, забинтовав глаз, сообщил:

— Веко разрезано, ты теперь можешь сквозь него смотреть на мир. И под глазом разрез. Надо в травмопункт. И не в обычный. Есть такое челюстно-лицевое отделение. Около зоопарка.

— Глубокий разрез?

— Да не очень, но ведь это лицо, а не жопа — пусть лучше зашьют.

В ванную комнату, где мы сидели, вошла его мать.

— Ты где шлялся? — спросила она Саню.

Тот, не отвечая, включил душ, стал отмывать ванну от крови.

— Где хлеб?

— Хлеб? — переспросил Саня громко, стараясь перекричать шум воды.

— Ты вчера пошел за хлебом, — напомнила она.

— Да, я вчера пошел за хлебом… — Ну, и?

— Ну, и… нахлебался.

— Леонид, — обратилась ко мне Надежда Ильинична официальным тоном, — очень прошу, чтобы впредь не видела вас в нашем доме.

— Хорошо, — покорно ответил я. Настроение было ни к черту.

— Не бери в голову, — успокаивал меня Саня по дороге в травмопункт. — У меня она несдержанна, но отходчива. Бывает, на батю как обидится, ну прямо смертельно, а через минут десять, как ни в чем не бывало, шутит, смеется…

Я слушал его вполуха. Меня смущал мой внешний вид. Казалось, все люди пялятся на меня, хоть и отводят поспешно взгляд, лишь только я гляну на них.

Я их понимаю. Было на что посмотреть. Один глаз перемотан а-ля «раненый партизан», второй смотрел через тонкую щелочку «разноцветного заплыва».

В метро один алкаш вообще уставился на меня, как туземец на икону. Я уже хотел было послать его душевно к такой-то матери, но тут он подошел ко мне и сказал:

— Молодой человек, это, конечно, не мое дело, но вы замотали не тот глаз, у вас подбит другой.

— Спасибо, отец, не обращай внимания, так надо.

— Шутка такая, что ли? — Да, прикол…

— Ну и на кого ты похож?

Я не ответил, так как подозревал, что Аленин вопрос был, по большому счету, риторическим.

— Тебе самому не надоела такая жизнь? — задала Алена следующий вопрос.

— Не знаю, я как-то не думал об этом.

— А ты вообще думаешь?

Тут Саня тяжело и, по-моему, демонстративно вздохнул и даже позволил себе скрипнуть зубами. После чего изобразил на своем лице нечто напоминающее добродушную улыбку и сказал:

— Ладно, голубки, воркуйте. А я пойду, у меня целая куча неотложных дел.