Земля несбывшихся надежд - [76]
— Она ушла. Она, наконец-то, ушла. Они больше не могут ей навредить, — сказал он сломанным голосом. Какой добрый человек! Он думал о том светлом мире, который, несомненно, ждал ее невинную детскую душу. В глазах этой гигантской кожистой черепахи читалась печаль. Потом Айя отвернулся и вышел. Пульсирующая головная боль опять навалилась на меня с беспощадной местью, а я смотрела в его удаляющуюся спину.
Я поняла. Мохини приходила, была в нашем доме. Это она разбудила меня и говорила со своим отцом. Она приходила, чтобы попрощаться. Мне больше не нужно ждать. Я знаю, что случилось. Думаю, что знала это с того времени, когда ублюдки привели А Мои домой к ее семье. Именно поэтому я не выбежала спросить о Мохини. Я уже знала. Она уже была потеряна для меня. Я снова почувствовала, как внутри меня оживает злой змей, черный и ужасно мстительный, который извивался и дерзко шипел: «Я говорил об этом и раньше».
Госпожа Мета из Цейлонской ассоциации пришла, чтобы выразить мне свои соболезнования. Долгое время я сидела, замерев и глядя на ее отвратительный рот и тупую бородавку, громоздившуюся на правой стороне ее крючковатого носа.
— Только хорошие люди умирают молодыми, — проговорила она набожно, и внезапно меня охватило сильное желание ударить ее. Я словно наяву увидела, как встаю и так сильно хлопаю ее, что ее голова полностью разворачивается назад на худой шее. Порыв был так силен, что я даже поднялась. И предложила ей чаю.
— Нет, нет, не беспокойтесь, — сказала гостья быстро, в ее глазах была тревога, но я уже повернулась к ней спиной. Я ненавидела ее. Я поняла, зачем госпожа Мета пришла ко мне. Она была завистливой вороной, о которой меня предупреждала мама. Ворона, которая пьет слезы других людей, чтобы поддерживать собственные перья черными и блестящими. Ворона, которая сидит на самом высоком дереве, чтобы быть первой, кто увидит похоронную процессию.
Я заварила чай в кухне, использовав остатки драгоценного запаса сахара. Когда чай был готов, я немного попробовала его на вкус маленькой чайной ложкой и рассудила, что он хорош. Я знала, что она выпьет все до последней капли. Поставила чашку на скамью и подумала о маленьком зеленом платье, лежащем на кровати. На некоторое время я позволила себе роскошь быть слабой, и тотчас долго сдерживаемые слезы мучительно обожгли мои глаза, побежали по лицу, капая в чашку с чаем. Дело в том, что единственные слезы, которые завистливая ворона ни в коем случае не должна пить, — это слезы скорбящей матери. Слезы матери настолько священны, что они ей просто противопоказаны, а не то ее перья станут тусклыми, как от болезни, и она погибнет медленно и мучительно. Я была права насчет чая — она его весь выпила — но я ошиблась в ней. Я допустила ошибку в тот день. Госпожа Мета не была той вороной, о которой меня предупреждала моя мама, что она будет приходить много раз с различными предложениями помощи. Она умерла недавно, и когда она лежала уже при смерти, такая же уродливая, как всегда, я почувствовала сожаление от того, что натворила. Наклонив голову, я созналась ей на ухо о своем грехе. Казалось, будто ее высушенное тело немного дрожало, но когда я встретилась с ее глазами, они улыбались. Она умерла, не сказав ни слова.
Я думала, что А Мои не будет на моей совести, но это оказалось не так. Меньше чем через неделю мимо нашего дома прошел, ссутулившись, ее отец, который вел телегу, запряженную волами, с телом дочери, завернутым в циновку из кокосовой пальмы. Я стояла за занавеской и наблюдала, подобно черной кобре, которая скрывается в укромном месте в джунглях, как причитающая мать А Мои бьется головой о каменные колонны, после того как похоронила своего мертвого сына перед святыней бога Шивы. Бедная А Мои повесилась на стропилах собственного дома. Она умерла от позора.
Отец похоронил ее в неотмеченной могиле где-то недалеко. После этих странных и бедных похорон Айя пошел выразить соболезнования, но я не пошла, потому что не могла смотреть в глаза его жене. Даже из нашего дома я слышала ее чудовищные завывания, тонкие и пронзительные, как у смертельно раненной собаки.
Я тоже потеряла дочь. Находясь в такой же ситуации, она бы сделала то же, что и я. Материнская любовь не признает ни законов, ни границ и не склоняется ни перед какими хозяевами, кроме себя самой. Она может все. Тогда я не понимала, что поступила неверно. Я отказалась оплакивать Мохини. Вместо этого я старалась себя убедить, что виновата в том, что не я сохранила ее маленькое зеленое платье. Именно я должна была вспомнить и сохранить его. Время от времени я искала его, как будто оно было секретным ключом ко всему. Даже теперь я ищу его, и, хотя не могу найти, я знаю, что муж хранит его, потому что верит, что она вернется. Однажды. Он прячет его в каком-то тайном месте, подальше от моих любопытных глаз, моего ревнивого сердца и моих печальных мыслей.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Аромат жасмина
Историю нашей семьи можно четко разделить на две части: до того, как умерла Мохини, и после того. С ее смертью мама, отец и Лакшмнан стали неузнаваемы. Они даже выглядеть стали по-другому. Я бы никогда не могла подумать, что люди могут так разительно измениться за один день. Я считала, что люди — существа неизменные… а они все-таки поменялись. Вся моя семья изменилась до неузнаваемости за один жаркий день много лет тому назад.
