Зеленый дом - [7]

А почтальон клиенту

носил всё ту же ренту:

ну что ж, хворает, чай.

Уже зима невдалеке,

а Холмсы всё вдвоем,

Билл — в уголке, Джон — в леднике,

и каждый — при своем.

На дверь, на стены, на пол

сынок духов накапал

и замерзал живьем.

«Джон Холмс, — шептал ночами Билл, —

любимый мой отец!

Тебя я вовсе не убил,

мне жаль, что ты мертвец.

Не зачервись, не надо,

ведь я рехнусь от смрада,

коль ты сгниешь вконец».

И все-таки пришел каюк

терпению сынка.

Джон Холмс во всё, во всё вокруг

проник исподтишка…

Нашли висящим Билла;

и рента, видно было,

торчит из кулака.

Отчет по поводу смерти торговца-надомника Элиаса Шпатца

I

Элиас Шпатц — умелый оптовик.

Вот он идет домой; он небогат,

тут мыло штабелями — он привык:

еще чего — платить деньгу за склад?

Но день еще не кончен, как назло;

отмыть непросто потные следы,

и ящики ворочать тяжело,

чтоб взять из рукомойника воды.

II

Гешефт сегодня — ничего себе;

пусть пахнут мылом небо и земля, —

Элиас Шпатц к себе приводит «бэ»,

и надо проползти за штабеля.

Элиас Шпатц, да ты герой на вид!

Разденься да в посель скорее влезь!

Но девка всё испортить норовит:

«Элиас Шпатц, чем так воняет здесь?»

III

Элиас Шпатц удачлив, потому

растут запасы у него в гнезде;

но лишь для мыла место есть в дому.

Раздеться бы, умыться — только где?

Элиас Шпатц, окончивши дела,

идет в шинок топить тоску в питье,

но сливовица мало помогла:

замерз под утро в парке на скамье.

Из сборника «КАЛЕНДАРЬ» >(1930)

О Великом холоде накануне нового 1929 года

На Святого Стефана[1] пришли снегопады,

завалило распадки, дома, палисады,

и над плавнями, белый настил распуша,

стекленела и стыла стена камыша.

Встала стужа, колодцы до дна проморозив,

у саней отставала оковка полозьев;

старики говорили, что, мол, никогда

не случалось такие видать холода.

Ветер льдисто хрустел в человеческом горле,

батраки простужались и наскоро мерли;

задубевший, обглоданный труп оленька

отыскался у самых дверей кабака.

Звезды, вестники долгой морозной погоды,

озирали озимых убитые всходы,

виноградники, сгинувшие в холоду,

и озерную гладь, что лежала во льду.

В полыньях, не умея добраться до суши,

били крыльями и примерзали крякуши,

и любой, кто решался дойти по снежку,

их легко набирал в камышах по мешку.

Зимняя оттепель

Выдается тепло в середине зимы:

застилается всё пеленой дождевою,

оживают ручьи этой странной порой,

и топорщится жнива стернею сырой,

и гуденье идет сквозь еловую хвою.

Отступают снега, и увидеть легко,

как под паром покоятся мрачные зяби,

как на старых покосах гниют клевера,

как погрызена зайцами в рощах кора,

ибо дочиста съелись остатки кольраби.

Сучья, стужей отбитые, наземь летят;

свекловица, что на поле сложена с лета,

раскисает и пенится бурт за буртом,

чтобы смрадом горячим окутать потом

чуть обсохшие ветви кустов бересклета.

Что ни день, то хозяйству разор да урон —

мокнут ветошь и пакля под черной соломой;

от села до села — непролазная грязь,

и в тумане плывет, всё мрачней становясь,

солнца, странно разбухшего, шар невесомый.

Затопленная земля

От весеннего ветра чернеют луга,

постепенно темнеют и тают снега,

но канав не хватает; кипя и бурля,

набухает растаявшим снегом земля

и уходит под полую воду.

Дамбы хмуро застыли по горло в воде,

вся равнина блестит, — лишь межа кое-где

разрезает на ломтики мутную гладь;

крест над церковью будет в закате пылать,

осеняя весеннюю воду.

Далеко друг от друга стоят хутора,

через ил продираются лодки с утра;

воздух сладок и тих, и чиста синева,

ветер гонит волну, и густая трава

прорастает сквозь мутную воду.

Майские костры

Приходит май, и в час ночной

чисты под кряжем небеса;

но ударяют холода,

и вот кристалликами льда

впотьмах становится роса.

Протяжно рогу вторит рог,

тревогою звучат они;

спешат на склоны сторожа,

и разгораются, дрожа,

вкруг виноградников огни.

Затем в долины дым ползет,

отходит холод в высоту,

огонь мужает, — вот уже

теплеет от межи к меже,

где дремлют дерева в цвету.

Туманя кипень лепестков

высоких, озаренных крон,

спасенье гроздьям молодым

приносит сладковатый дым,

струящийся со всех сторон.

Светлое время

Повсюду стало так светло,

краснопогодью нет конца,

и в отдаленье тяжело

грохочет молот кузнеца.

Вьюнком оделась городьба;

с утра отец и старший сын

сходили глянуть на хлеба,

гумно готовят и овин.

Батрак перестелил крыльцо,

передник вздел и чинит воз,

медлительно, заподлицо

клепает ободы колес.

Батрачка, выйдя за порог,

скоблит кувшин очередной;

хозяйка мастерит пирог

с перекопченой ветчиной.

Уже опростана подклеть

от вялых, сморщенных картох;

теперь бы солнышку пригреть,

чтоб клубень посевной подсох.

Весенний дух царит в дому,

и в погребе, и в кладовой,

и близок, ясно по всему,

черед работы полевой.

Летние тучи

В самый жар, в тишине разомлевшего дня,

на мгновение солнце закатится в тучи,

и мрачнеют луга, и, во мгле возлежа,

долговязой крапивой трепещет межа,

и ознобом исходят окрестные кручи.

Обрывается в роще долбежка желны,

колокольцы отары молчат виновато;

лишь ракитовый куст зашумит невзначай

да протянется к небу сухой молочай,

увязающий комлем в земле кисловатой.

Выступает тягучими каплями сок

на репейниках в каждой забытой ложбине;

всё дряблее межа, бузина всё мертвей,

как чешуйки, жучки опадают с ветвей

и, запутавшись, мухи жужжат в паутине.