— Небо того же цвета, что купорос, вот и не отражается.
— А-а, не сообразил я!
— Где тебе сообразить, мал еще, много чего не понимаешь и не знаешь. И про лозу ты еще мало что ведаешь, а ее растить ой как сложно и трудно, с весны до осени требует ухода и забот! Есть виноград да потягивать вино — это еще не все. У меня в городе родич один, так он все твердит: «Хорошо вам в деревне, всего у вас там вдоволь, фруктов всяких, винограда, вина». Да что с ним толковать!.. Не осенью — сейчас бы полюбовался на меня, как жарюсь на солнце и обливаюсь потом. Верно, Рати, как, по-твоему?
Я утешил его:
— Ничего, крепкая у тебя хребтина, выдержишь.
Он вскинул аппарат на спину, повернулся ко мне и осуждающе покачал головой.
— Потому и отросли у тебя уши, как листья лопуха, что язык с перцем, — бросил он и пошел.
Опять я ляпнул, не подумав. Обидел усталого человека. Хорошее начало, нечего сказать…
Из виноградника один за другим выходили колхозники.
Пьют холодную воду, хвалят меня. Потом перемешивают купорос корявой палкой и наполняют свои аппараты. Вскинут на спину и идут вдоль лоз, опрыскивают их, напевая да насвистывая.
Подошел полдень. Бригада расположилась на траве в тени. Разостлали обрывки газет и вмиг выложили снедь: зеленый лук, петрушку, киндзи, чеснок, яички, соленый перец. И перед каждым — узкогорлая бутылка с вином. Я тоже достаю из своей сумки зелень, хачапури[8], что испекла мама, тушинский сыр и рогатку.
Увидели рогатку и напустились: такой большой парень, взрослый, можно сказать, мужчина и образованный, начитанный, а ума, выходит, недостает! Я клялся матерью, уверял, что нашел рогатку по дороге сюда, да кто мне поверит? А я правда нашел ее на дороге.
Бутылки быстро пустеют, недоеденные куски хлеба убираются в сумки.
Потом все стелют рубашки на аппараты и кладут их под головы — надо же вздремнуть немного. А я слил остаток воды на землю и снова отправился к роднику.
Я напоил Мерцхалу и привязал ее к забору. Во двор спускается Манана — шумно топает по ступенькам, торопится ко мне.
— Рати, ребят привели! — кричит она. — Ты ушел, а тетя и привела их!
Я вам уже о многом рассказал, а про главное забыл, оказывается. У меня и братья есть. Мальчишки всем на загляденье! Про Манану и Нанули вы уже знаете. Нанули сейчас в пионерлагере, далеко отсюда, в Квишхети. Отличница она, вот и отправили ее туда. А разве это справедливо?
Мало того, что в отличниках ходит, еще отдыхать посылают! В конце концов, Нанули сестра мне, и для нее ничего не жалко, а правду все-таки сказать надо. По-моему, в этом вопросе что-то не продумали или ошиблись. А ошибки, как известно, надо исправлять. Вот так. Можете согласиться со мной, можете — нет, ваше дело!
Так вот, есть у меня братья, совсем еще маленькие. Я с ними в большой дружбе. Правда, случается, доводят они меня, но что с того — не только они, я и то иногда бываю не в духе, а в плохом настроении, сами знаете, и другим портишь настроение. То плачем, то смеемся — такова жизнь, говорит мне дедушка, а человеку его лет не приходится не верить.
Гага и Гиги — это имена моих братьев. Обоим вот-вот стукнет по три года. Оба в один год родились, в один месяц и в один день. Короче — близнецы они. Соседи уверяют, что их не различить. А мне смешно: ну как можно не различить их, если Гага лопочет больше Гиги, а Гиги ест больше Гаги? Кто виноват, что люди не замечают этого?
Я влетел в комнату и вижу: на одном колене дедушки пристроился один, на другом — другой, а он склонил голову пониже, чтобы мальчишкам удобнее было трогать его бороду! Смеется дед, доволен!
Завидели меня ребята и соскочили с колен, кинулись навстречу.
— Рати пришел, Рати!
Я опускаюсь на колени, обнимаю их, целую.
— Что ты мне принес, Рати? — спрашивает Гага.
— Что принес? — спрашивает и Гиги.
Не знаю, что сказать, что придумать? Я растерялся. Соврать, что был в школе или в кино? Знал бы, что они вернулись домой, хотя бы цветов нарвал в поле.
Тут вспомнил я про рогатку и сунул руку в карман. Ребята во все глаза уставились на мою руку. Хорошо, еще вовремя сообразил не показывать рогатку — рев бы подняли на весь дом, каждый потребовал бы ее себе.
Я нарочно долго шарил в карманах, будто ничего не находил, и грустно объявил:
— Рогатку вам нес и надо же — потерял!
— Как — потерял? — удивляется Гага.
— Как — потерял? — не понимает Гиги.
— Не знаю! По дороге дэв повстречался, стал табак просить: давай, говорит, раскурим трубку. Вроде бы шутил, тогда, наверное, и выудил у меня из кармана.
— Трубку дедушка курит, — сообщил мне Гиги.
— Да, дедушка, — повторил Гага.
— И хорошо сделал, умница этот дэв! — вмешалась мама, накрывая на стол. — А теперь хватит, пора ужинать.
Гиги стал карабкаться на тахту, но тут заметил котенка и потянулся к нему. Только схватил его, соскользнул и шлепнулся на пол.
У дедушки замерла поднятая со стаканчиком рука, у мамы — с половником, а я вскочил и подлетел к Гиги, ничком лежавшему на полу.
— Зачем ты разбил пол? Ой, ой, ой! Зачем разбил?
Гиги приподнял голову, растерялся. А я еще громче выговариваю:
— Зачем ты разбил пол, зачем? Что теперь делать? Что ты наделал!
