Зеленая собака, или Повесть о первоклассниках - [15]
И тут Мина проглотила печенье и сказала:
— Считаться!
Все согласились. Считалка всегда справедлива. И даже если ты не получаешь, чего хотел, — обижаться не на кого.
Все встали в круг. Мина ходила по кругу и считала:
— Заяц белый, куда бегал? В лес дубовый. Что там делал? Лыко драл. Куда клал? Под колоду. Кто украл? Что даёшь? Кого берёшь? Кого замуж отдаёшь?
Мина тыкала каждого в грудь пальцем. И вышло идти Валентину, Кириллу и Соньке. Мина хотела немного сжульничать и подгадать так, чтобы пошла и она, Мина. Но тут все завопили:
— Нечестно! Нечестно!
И Мина осталась вместе со всеми во дворе.
— Мы пойдём завтра! — сказала она. — Передайте Ларисе Александровне — мы каждый день теперь будем её навещать.
Валентин нёс мешок с гостинцами. Кирилл шёл рядом. А Сонька вприпрыжку бежала впереди. Она иногда оборачивалась к ним:
— А я знаю, в какой квартире! А вы нет! Я в канцелярию сбегала и спросила адрес! А вы нет! Сроду не догадались. Потому что вы мальчишки!
И Сонька показывала ладонями уши-лопухи. Но мальчишки её не тронули. Во-первых, она обязательно наябедничает, а сегодня нельзя огорчать учительницу, раз она болеет. Во-вторых, Сонька единственная из них знала, в какой подъезд и в какую квартиру им нужно идти.
— Она нужна нам живая, эта Сонька, — тихо сказал Кирилл, не разжимая губ. Так говорят в фильмах о своих секретных делах смелые разведчики, заброшенные в тыл врага и находящиеся во вражеском окружении.
Враг-Сонька весело подпрыгивала, перескакивала через лужи, ловила на варежку снежинки. На её спине подпрыгивал ранец с котом Леопольдом на картинке.
Лариса Александровна сама открыла им дверь. Она была укутана в толстый серый шарф, а её розовые щёки немного побледнели и осунулись. Глаза были большие, они показались Валентину печальными.
Ему стало жалко учительницу.
Валентин, когда болеет, вовсе не грустит. Чего грустить? Мама варит ему кисленький клюквенный морс, разрешает читать лёжа. Часто целует в лоб, чтобы узнать, какая температура. И можно капризничать и не есть манную кашу.
И не выносить ведро к мусоропроводу. Можно даже после болезни его не выносить и говорить: «У меня слабость». Нет, болеть — это вовсе не так плохо…
— Я очень рада вас видеть, — улыбнулась учительница. — Вы — мои дорогие дети.
Они все стояли в маленькой прихожей. Учительница взяла у Валентина пакет с гостинцами.
— Вот спасибо, сколько всяких вкусных вещей. А теперь уходите немедленно.
Они даже рты разинули. Как это? Только что пришли.
— Немедленно уходите. Грипп — очень заразная болезнь. Я вовсе не хочу, чтобы мои дети заболели, зачихали, закашляли. Домой, домой, спасибо, что навестили.
Вот такой получился странный поворот. Они, конечно, сопротивлялись. Каждый боролся по-своему. Кирилл собрался всплакнуть, но понял, что это не поможет, — и не стал. Чего зря-то слёзы тратить? Сонька закричала, что сроду никогда ни от кого не заражается ни гриппом, ни ангиной, ни даже корью. Весь детский сад болел корью и ветрянкой, одна Сонька ничем не болела. Тогда Валентин тоже решил не сдаваться, и, может быть, учительница разрешит им остаться хоть ненадолго. Он сказал, что он, Валентин, всё равно заболеет, теперь уж обязательно. Потому что к нему, Валентину, грипп пристаёт сразу, в одну долю секунды. И раз он вошёл в заражённую квартиру, то можно считать, что он болен уже.
Лариса Александровна смеялась, глаза у неё повеселели. Значит, не зря они всё-таки пришли.
— Не морочьте мне голову, хитрые люди. — И она выставила их на лестницу.
Не успели они закрыть за собой дверь, как им навстречу шагнул в квартиру высокий мужчина в распахнутой куртке. Он держал в руке торт. Он спросил:
— Лариса, можно к тебе войти? То есть, Лариса Александровна, то есть — к вам?
Это он разглядел их, её учеников. И он вошёл в квартиру. А они, её прекрасные дети, оказались на лестнице.
Почему так грустно стало вдруг Валентину? Сердце сжималось, печаль навалилась на плечи, и ранец сразу стал тяжёлым, хотя было там одно-единственное яблоко, которое он забыл съесть на перемене. Кто знает, отчего приходит к нам грусть? Никто, наверное, не знает.
Они стояли у её подъезда.
— Жених, может, — сказала лирическим голосом Сонька, — симпатичный, правда?
— Дурочка ты, Сонька, — Кирилл даже немного толкнул её, — как человека увидела, так обязательно жених. Вот за это я терпеть тебя не могу.
— А я тебя могу, что ли? — не смолчала она. — Заплачь лучше.
Валентин ничего не говорил. Молча смотрел в серое небо, снежинки летели, летели, превращаясь в капли дождя.
Вдруг дверь подъезда с треском отворилась, из неё вылетел тот самый человек. Он понёсся по двору, не замечая луж, размахивая коробкой с тортом. Он даже не увидел, что у подъезда стоят ребята и внимательно смотрят на него. Вид у него был расстроенный.
— Выгнала! — догадалась Сонька.
— Боится, что гриппом заболеет, — сказал Кирилл. — Заботится, значит.
— Умный ты, Кирилл, — захихикала Сонька. — Поругались они. Это же ясно.
— Из чего ясно-то? Всё тебе ясно, — наступал Кирилл на Соньку. Такой несогласный стал.
— А торт? Соображать надо. Торту любой нормальный человек обрадуется. А она вышвырнула этого жениха вместе с тортом. — И Сонька немного покружилась на одной ноге.
