Зеленая ночь - [85]

Ахмед твердо решил хранить свою тайну от всего мира. Наргиз никогда не узнает о ней. Пусть она осветит, осчастливит собой чужой дом и чужую жизнь. Пусть у нее, самой красивой, родится десятеро детей… Ахмед все равно будет любить ее.

Окончив десятилетку, Наргиз уехала в Баку и поступила в библиотечный техникум. И теперь дорога от дома до школы стала для Ахмеда бесконечно длинной.

Вечерами он подолгу смотрел на веранду дома Наргиз, днем все прислушивался и выскакивал на каждый звук, скрип. «Не Наргиз ли приехала?»

Как-то раз учитель математики Тахмаз-муаллим задал ребятам контрольную по алгебре. Ахмеду попался такой трудный пример, что он отказался от возможности решить его. Вырвав листок из тетради в клетку, он подпер рукой подбородок и написал:

«Дорогая моя, любимая Н.! Ты уехала, и я не свожу глаз с дороги. Дорогая моя, любимая Н.! Каждую ночь я вижу тебя во сне».

Как ни переполнено было сердце Ахмеда любовью к девушке, слов у него больше не находилось.

Вдруг длинные, костлявые пальцы схватили с парты листок в клетку. Пока Ахмед сообразил, что произошло, Тахмаз-муаллим был уже у классной доски и читал письмо.

«Только бы не вслух! Только бы не вслух!»

Тахмаз-муаллим уселся на стул и, сдвинув реденькие брови, оглядел класс. Ахмеда затрясло мелкой дрожью, он не смел поднять глаз на учителя.

— Кто решил пример? — как всегда спокойно, спросил учитель и оглядел класс.

Все замерли и опустили головы. Пример никто не решил.

Тахмаз-муаллим снова подошел к парте, за которой сидел Ахмед, и, улыбаясь, пристально посмотрел на него. У Ахмеда захватило дыхание.

— Решил пример? — спросил лукаво Тахмаз-муаллим.

Ахмед судорожно проглотил набежавшую слюну и качнул головой. И тогда Тахмаз-муаллим поднял руку и помахал листком.

— Кто эта Н., а? — спросил учитель и тотчас расплылся в глазах Ахмеда, обратился в мутное пятно, которое крикнуло пронзительным голосом: — Кто эта Н.?

Потом учитель громко и внятно прочитал:

— «Дорогая моя, любимая Н.! Каждую ночь я вижу тебя во сне!» Кто же эта Н., что сны твои отравляет, дитя мое? — издевался Тахмаз-муаллим.

Весь класс затаив дыхание не сводил глаз с тетрадного листка, трепетавшего в длинных пальцах учителя.

Ахмед молчал, и Тахмаз-муаллим вышел из себя:

— Ты что, Меджнуном стал?! Молоко на губах не обсохло, а туда же — любовные послания пишешь! Уроки бы лучше учил! А то смотришь в книгу… — он не договорил.

Учитель еще что-то кричал, но Ахмеду стало вдруг все безразлично, он уже никого и ничего не боялся. Он мог бы, пожалуй, в тот момент и нагрубить учителю. Если бы захотел…

Три дня после этого случая Ахмед не ходил в школу и постепенно охладел к учебе. В прошлом году он кое-как окончил десятый класс, но в институт документы подавать не решился…

…Посетители забрали свои книги и ушли. У Ахмеда отчаянно забилось сердце, он был впервые наедине с любимой девушкой. Путаясь и подгоняя мысли, юноша решил сказать Наргиз, что работает на стройке, а там, слово за слово, и разговор завяжется.

Наргиз взглянула на Ахмеда, но, против обыкновения, не улыбнулась, а удивилась:

— Ты — и вдруг в библиотеке? Какими судьбами?

Ахмед встал и с безразличным видом подошел к перегородке, за которой царственно восседала девушка.

Наргиз была в зеленом платье, и Ахмед вдруг подумал, что в последнее время она не снится ему по ночам, ни в зеленом, ни, как он загадывал, в желтом.

— Я слышала, ты работаешь, — равнодушно сказала она.

— От кого слышала?

— Отец говорил.

— Надоело бездельничать, — небрежно ответил юноша.

— Поумнел наконец? — Наргиз улыбнулась, и Ахмед вдруг осмелел и открыто посмотрел на нее. Он словно впервые заметил, что глаза у нее чистые-чистые, карие, красиво очерченные губы, брови черные, длинные и тонкие, похожие на брови Заргелем.

Но тут его вновь охватил столбняк, и, поняв, что он так ничего и не скажет Наргиз, Ахмед решил уйти. А еще Наргиз бросила взгляд на ручные часы.

— Книгу хочешь? — снова равнодушно спросила девушка.

— Сейчас — нет.

— Приходи завтра, найду интересную книгу, — разговаривая с ним, она смотрела в окно.

Ахмед проследил за взглядом девушки — под окном стояли знакомые по стройке «Жигули»… Ему стало жарко. Он пожалел, что пришел.

Отворилась дверь, и на пороге показался Барат. Наргиз отвернулась, и это получилось у нее как-то чересчур поспешно и нарочито резко.

Увидев Ахмеда, Барат замешкался и тут же вышел. Послышался шум отъезжающей машины, Ахмед посмотрел в окно: на том месте, откуда отъехали «Жигули», висело желтое облако пыли. Он еще заметил, что лицо девушки просветлело.

— Ой, как я устала, — сказала она, зевнула, прикрыв красивый рот рукой. — Домой пора… — И она вытащила из желтой сумки зеркальце, погляделась в него, пригладила рассыпавшиеся по плечам волосы.

Не зная, как себя вести, Ахмед решил подождать Наргиз на улице. Она вышла почти вслед за ним и долго запирала дверь, возясь с замком.

— До свидания, — сказала она и поспешно пошла прочь от Ахмеда. И пошла не домой, а совсем в другом направлении.

Юноша, ничего не понимая, удивленно долго смотрел ей вслед и потом медленно зашагал в свой пустой дом. Но дома ждала его мать. Он хотел рассказать ей о своей работе, но смолчал. По озабоченному лицу сына Гамар поняла, что он сильно расстроен чем-то. Однако ничего не стала спрашивать, молча поставила ему еду на стол и стала гладить белье. Ахмед впервые ел с аппетитом, не оговаривая мать. Тамар краешком глаз нежно поглядывала на сына, на его тонкую шею, мягкие, спадающие на лоб черные волосы. От ее взгляда не ускользнуло, что за последние дни Ахмед осунулся и загорел, опалился под солнцем. И пушок усов вроде бы обозначился резче. Гамар обратила внимание и на вздувшиеся на руках вены, и пыль на одежде, но ни о чем спрашивать не стала.