Зеленая ночь - [83]

Шрифт
Интервал

Алияр, сидевший в тени навеса, обернулся к Сафару:

— Эй, Сафар, болтал бы ты поменьше, людей от дела не отвращал. Помалкивай в тряпочку и работай себе. Барат что — сам машины делает? Что ему дают, то он нам и доставляет.

— Сторож, а все знает, — поддел Муршуд и включил транзистор.

Алияр обернулся и зло посмотрел на Муршуда. Хотел было что-то сказать, но прикусил губу, сдержался и, хлопнув шапкой по колену, удалился. Он подошел к Барату, который подсчитывал доски, уложенные вдоль ограды, и заносил результаты в книжечку. Прораб и сторож о чем-то зашептались.

Теперь Заргелем подавала кирпич Сафару. Поначалу она было воспротивилась, не хотела переходить на эту работу, но Барат категорически заявил:

— Другой работы нет! Не нравится — бери расчет и сиди дома.

И Заргелем, опустив голову, поднялась по стремянке наверх.

Она прикрыла платком рот и нос, и Сафар видел теперь только ее лучистые глаза, и казалось, свет этих глаз прибавлял ему сил. Мастер работал вдохновенно, то и дело покрикивая вниз:

— Раство-ор!

Алияр подошел к Муршуду и Ахмеду и стал внимательно наблюдать за их работой. Потом, сделав козырьком ладонь, прикрыл от солнца глаза и поглядел снизу вверх на Сафара.

— Ишь ты, — сказал он с усмешкой, — работает что автомат. Давно надо было Барату поставить к нему Заргелем. Смотришь, в два дня кладку закончит.

Муршуд вонзил лопату в раствор и сказал, потягиваясь:

— Не сглазь, дядя Алияр!

Сторож смерил Муршуда злобным взглядом. Ахмед тоже с укоризной взглянул на друга и дал себе слово поговорить наконец с ним всерьез. «По какому такому праву он при мне задевает отца Наргиз?»

Сафар обернулся в сторону «Жигулей», стоявших перед прорабской:

— Барат! Слышь, Барат! Кирпич на исходе! Где машины застряли?!

Прораб с неизменной своей записной книжкой поднялся наверх, оглядел кладку и что-то сказал Сафару. Сафар не расслышал, и Барат уже крикнул Муршуду:

— Выключи свой транзистор! Не на концерт же ты явился?!

Муршуд вопросительно посмотрел на прораба, тыльной стороной ладони отер капельки пота с подбородка и нехотя выключил транзистор. Насупившись, он со злостью стал ворочать тяжелой лопатой.

— Кирпичи привезут завтра, — недовольно сказал прораб и сбежал с лесов.

В обеденный перерыв Сафар достал из кошелки еду, разложил ее на доске, вытащил бутылку «Бадамлы» и на одном дыхании выпил из горлышка; опорожненную бутылку кинул в песок.

Ахмед сегодня принес на обед долму в виноградных листьях, которую оставила ему мать накануне.

Муршуд включил транзистор. Передавали концерт «В обеденный час», и какой-то баритон пел песню «Трехперый журавль».

— Пах-пах-пах! — сказал Сафар, обмакивая помидор в соль. — Кейфуем, брат.

Пришли дочери Заргелем, расстелили салфетку на досках под навесом, уселись обедать с матерью. Один лишь Алияр не обедал, он ходил взад-вперед на другом конце строительного участка. Его никто не замечал.

Муршуд поднял бутылку, брошенную Сафаром, содрал с нее этикетку и сунул в сетку Алияра, которую тот оставил под навесом.

Ахмед заметил и рассердился, но не стал при мастере ругать Муршуда. Собрался было пойти вытащить бутылку из сетки, но Сафар остановил его:

— Кирпич кончился. С позавчерашнего дня толкую об этом, а Барат в ответ мне: некому, мол, на заводе машины грузить. Меж двумя ослами ячменя поделить не может, а туда же, инженером зовется, — ворчливо добавил он. — Не иначе как дядюшка с положением на буксире его тащит.

Пока Ахмед слушал мастера, сетка оказалась уже в руках Алияра. Увидев бутылку, сторож вытащил ее, посмотрел на след от этикетки, и мохнатые сизые брови его гневно поползли вверх. Швырнув бутылкой в Ахмеда, он заорал:

— Болван! Сосунок! Я что, пара тебе, чтобы шутки строить надо мной?!

Ахмед, застывший в растерянности, только и нашелся, что пролепетать:

— Дядя Алияр!..

— Черт тебе дядя!

Ахмед ошеломленно посмотрел на Муршуда. Тот вразвалочку подошел к Ахмеду, поднял валявшуюся у его ног бутылку и отшвырнул ее прочь, обернулся к Алияру:

— Не кричи! Это я сунул ее в сетку! — И, взяв Ахмеда, как маленького, за руку, потянул его за собой под навес.

— Ну что ж, — процедил сквозь зубы Алияр. — Придется мне с твоими родителями поговорить. Сегодня же отправлюсь к Бахышу.

— Что тебе надо от него? — раздраженно спросил Ахмед Муршуда. — Столько лет соседями живете!

— То-то и оно, что соседями! Напомнишь мне потом о нем, я тебе кое-что расскажу…

Мастер Сафар вроде бы и не слышал эту перепалку. Покуривая, он поглядывал на дочек Заргелем, — сегодня девочки пришли в розовых платьицах. Глаза мастера заволокла печаль.

В дверях прорабской показался Барат.

— Кирпич только к вечеру будет! — сказал он. — На сегодня работа окончена!

Прораб ткнул указательным пальцем сперва в Муршуда, затем в Ахмеда:

— Ты… и ты… Садитесь в «Жигули».

Парни переглянулись и полезли в машину. Муршуд взял свой транзистор.

Барат привез приятелей на кирпичный завод и, высадив их во дворе, кивнул на кузовы двух грузовых машин.

— Грузите! — сказал он. — Грузчики не поспевают, придется нам подмогнуть.

Ребята замялись и нехотя вышли из машины. Барат заторопил их:

— Ну же, пошевеливайтесь! Наряды я вам выпишу, получите что положено. Не первый день работаете. — Он шагнул к Муршуду и пытливо посмотрел в глаза: — Я ведь не из тех, что заставляют работать задарма…


Рекомендуем почитать
Маунг Джо будет жить

Советские специалисты приехали в Бирму для того, чтобы научить местных жителей работать на современной технике. Один из приезжих — Владимир — обучает двух учеников (Аунга Тина и Маунга Джо) трудиться на экскаваторе. Рассказ опубликован в журнале «Вокруг света», № 4 за 1961 год.


У красных ворот

Сюжет книги составляет история любви двух молодых людей, но при этом ставятся серьезные нравственные проблемы. В частности, автор показывает, как в нашей жизни духовное начало в человеке главенствует над его эгоистическими, узко материальными интересами.


Звездный цвет: Повести, рассказы и публицистика

В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.


Тайна Сорни-най

В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.


Один из рассказов про Кожахметова

«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».


Российские фантасмагории

Русская советская проза 20-30-х годов.Москва: Автор, 1992 г.