Зеленая ночь - [84]

Муршуд тоже не сводил глаз с Барата. Он был зол на него за давешний окрик из-за транзистора. Яркие и толстые губы прораба растянулись вдруг в насмешливой улыбке, словно в ответ на злой, пронзительный взгляд Муршуда он решил нарочно показать ему два ряда ровных белых зубов. Медленно расстегнув ворот рубахи, прораб провел пальцами по смоляным кудрям, откинул их со лба назад. Глядя на белое лицо Барата, на открытую, без единого волоска грудь, Ахмед подумал, что прорабу следовало избрать себе другую профессию. С такой белой кожей нельзя работать под знойным солнцем…

Барат, что-то выжидая, вдруг повернулся и сказал шоферам, игравшим в нарды в тени, чтобы те за игрой не забыли о работе, сел в свою машину и укатил.

Ахмед, поплевав себе на ладони и улыбаясь своим мыслям, сказал:

— Начали!

Муршуд снова включил транзистор, поставил его на подножку грузовика и предложил другу:

— Полезай в кузов. Я буду подавать, а ты складывай.

Скоро загорелое тело Муршуда покрылось красноватой кирпичной пылью. Покончив с погрузкой, ребята сели в машины, каждый рядом с водителем. Ахмед ехал на первом грузовике. Муршуд — на следующем. Под шум мотора Ахмед задремал и сквозь дрему думал о том, что сегодня он непременно пойдет на мост к каменному барану, увидит улыбку Наргиз… И тогда, наверно, у него сразу перестанут ныть мускулы, пройдет боль в ногах.

Машина остановилась, и Ахмед очнулся. Грузовик стоял в незнакомом дворе, огороженном камышовой изгородью. В глубине двора был старый шалаш, а в центре — каменный фундамент будущего дома. Барат стоял у ворот, прислонившись к «Жигулям», и давал какие-то указания полному мужчине средних лет, одетому в пижаму.

— Где мы? — ничего не понимая, спросил Ахмед у шофера.

Водитель с удивлением оглядел Ахмеда.

— В деревне, — ответил он. — Видишь вон толстяка? Это колхозный бухгалтер Керим. Строит дом для младшего брата.

Барат обернулся в сторону грузовиков и крикнул:

— Давайте, ребята, разгружайте! Живо!

Шоферы с равнодушным видом вышли из кабин, отошли к ограде и присели на корточки, закурили.

Парни, ничего не понимая, все еще сидели в кабинах.

Барат окликнул Муршуда:

— Ну, чего нос повесил? Тебя ведь ждут! — Он взглянул на ручные часы. — Рабочий день пока что не окончен, а наряд вам выпишут, зарплату свою вы получите!

Мужчина в пижаме позвал кого-то громко:

— Эй, Пири! Эй, Мири! Ступайте сюда!

Из шалаша выскочило двое парней, одинаково плотных, коренастых. Они подбежали к Кериму и встали перед ним, всем своим видом выражая готовность.

— Помогите ребятам! — коротко бросил им Керим, и парни в мгновенье ока оказались в кузовах машин.

Муршуд нехотя вылез из кабины, оставив транзистор на сиденье

…Домой приятели возвращались молча. В районном центре у артезианского колодца умылись, отряхнули пыль с одежды. Муршуд надел рубаху навыпуск и сказал:

— Зря я на стройку пришел. На прежней работе было лучше.

Он взял транзистор и медленно пошел домой. Ахмеду хотелось догнать друга и сказать ему, что во всех неприятностях сегодня виноват он один. Ахмед прибавил шагу, нагнал Муршуда и осторожно тронул его за плечо.

— Раскаиваешься? — спросил он.

— Терпеть не могу Барата! Заставлять нас работать по чужим дворам, точно мы амбалы. Жулик проклятый!

— Но так ведь не всегда… Это только сегодня… — неловко оправдывался Ахмед.

— Лиха беда начало. Теперь он будет помыкать нами как захочет. Геюш не отпускал меня: все равно, мол, вернешься, рано или поздно, а я ему: у мужчины слово едино, ухожу — и все тут! Плюнул в колодец — теперь уж не пить из него.

Когда они поравнялись с мостом, Ахмед замедлил шаг:

— Я не домой… Дело у меня…

Но Муршуд вроде бы и не расслышал, продолжал свою мысль.

— О Барате мы еще поговорим. Будь здоров! — сказал он и ушел, покачивая транзистором в правой руке.

Когда Ахмед пришел в библиотеку, там было три человека. Наргиз ходила между рядами полок и выбирала нужные книги.

Ахмед сел за угловой столик, взял первую попавшуюся газету и стал листать ее. Мысли его мешались, он не мог сосредоточиться, чтобы прочитать хоть слово. «Я должен, должен, должен… — говорил он себе. — Я должен сказать ей наконец. Иначе откуда ей знать, почему я каждый вечер прихожу к каменному барану».

А ведь однажды его тайну чуть было не узнала вся школа. Ахмед тогда учился в седьмом классе, а Наргиз — в десятом. Он поджидал ее по утрам у калитки, и они вместе шли на занятия. На переменах он держался поближе к десятому классу и сильно расстраивался, если ему случалось увидеть, как Наргиз говорит и смеется со своими сверстниками. Но после занятий Ахмед неизменно дожидался Наргиз у школьных ворот, и домой они возвращались вместе. В такие дни Ахмед всю дорогу молчал, и, сколько ни допытывалась Наргиз, причину своего плохого настроения он не объяснял.

Иногда подросток заходил к Наргиз домой, но всякий раз потом горько жалел об этом. Наргиз здесь была совсем не такая, как по дороге в школу. Она чувствовала дома себя взрослей и обращалась с Ахмедом как с ребенком. Однажды Наргиз посоветовала Ахмеду пораньше ложиться спать, потому что детям, сказала она, следует спать не меньше восьми-девяти часов в сутки. И вот тогда-то подросток понял, что он любит Наргиз, любит безответно. И он никогда не посмеет открыться в своей любви. Его засмеют, задразнят, если узнают, что он влюбился в девушку тремя годами старше себя.