Зазвездный зов - [37]

Для тех, что с молнией меча вперед,

Чье стадо пирамид не из пород

Горбатых гор, а из костей и бури.

При Калке бил нас бронзовый монгол,

За ним простор степей был рыж и гол,

Простерла Азия кривые длани.

От ржания верблюдов и телег

Крещеные оглохли киевляне,

Готовил дочь для хана князь Олег.

"Опять придут и галлы, и гарумны..."

Опять придут и галлы, и гарумны,

И гуннов тьмы, чей сброд необозрим,

Падут сенаторы, и вспыхнет Рим,

Как розового ада цвет безумный.

Откроют храмы темные как гумна,

Зарыскают по закромам седым,

И будет фимиамом едкий дым

И жертвою младенец неразумный.

И вспашут улицы и удобрят

Золой богатою их скорбный ряд,

Чтоб пышный урожай взошел бурьяна.

И там, где форум был, стада гиен

В пустынном сумраке завоют рьяно,

Отмщение придет за Карфаген.

НОВАЯ ПЛАНЕТА

К. Ф. Юону

Как волосы испуганной земли,

Как черные огни, ветвятся тени

Рожденных под луной, и волн смятенней

Изломы тонких рук они взнесли.

Эфира золотые корабли,

Построенные дерзостью хотений,

Спускают сходни... Слава той антенне,

Что вспыхнула от звездной их пыли.

Стихия времени, что кружит грозно

Вселенную, застынет словно бронза,

Мы холод вечности вдохнем тогда,

Забудем и Ньютона, и Эйнштейна,

Рассыпется последняя звезда,

Мы в темный храм уйдем благоговейно.

"Ни ты, ни я не знаем, что такое..."

Н.М.

Ни ты, ни я не знаем, что такое

Угрюмая стихия бытия.

И в крыльях бурь, и в каменном покое

Душа дрожит, как нежное дитя,

Заброшенное в море городское.

Валы домов кругом застыли, стоя,

Не узнаем друг друга мы, шутя,

В дыму времен, во мраке их отстоя,

Ни ты, ни я.

Мы бродим неразгаданные двое,

У каждого не сердце, а культя,

Торчащая в пространство мировое,

И камни звезд летят на нас, блестя,

Но не от боли мы прекрасно воем,

Ни ты, ни я.

СОЗВЕЗДИЕ ЗМЕИ Три венка сонетов

Николаю Минаеву

Сколько звезд в эфире синем,

Столько змей, миров, дорог…

Г.Ш.

СОЗВЕЗДИЕ ЗМЕИ

I

Веселый свет из гибельных мгновений

Во мраке неоконченном я тку,

И падает на тонкую строку

Тяжелый блеск полночных вдохновений.

Как мощь огромных крыл, как откровенье

Ношу в себе я хаос и тоску,

В тягучем том космическом соку,

Который застывает в каждой вене.

Я всасываю холод мировой,

Я вздрагиваю огненной листвой,

На спелые зрачки пал звездный иней,

Но пальцы тысячами веретен

Вонзились в ледяной эфир пустыни,

Из вечностей морозный мрак сплетен.

II

Из вечностей морозный мрак сплетен,

И рядом с солнцем он в эфире мчится.

И ночь и день – крыло единой птицы,

Но лишь не с одинаковых сторон.

И, может быть, ничтожный электрон

Встряхнул от основания до шпица

Вселенную, и звезд блестят копытца,

Звезд, покидающих ночной загон.

Не оттого ли птица дня и ночи

Тоскует и, минуя океан,

То бурю, то покой земле пророчит,

И розового утра дуновенье

Рассеивает по водам туман

Седою паутиною осенней.

III

Седою паутиною осенней

Торжественно проносится тоска,

И гибель неизбежная близка,

И бледный луч заглядывает в сени.

Мне говорит о тяжком приближеньи

Дыхание последнего цветка,

И молнию хоронят облака,

И желтый шлейф листвы покрыл ступени.

Острее смерти нет, ее двойник

Луною истощенною возник

Над сумрачно заплывшими полями,

И выползая из лазурных лон,

Во мгле дробя размеренное пламя,

Змея миров повисла в небосклон.

IV

Змея миров повисла в небосклон.

И шевелится чешуя седая,

Сиянием холодным оседая

На мраморе умолкнувших имен.

Мне холодно, я в сумерки влюблен

И больше солнца будущего рая

Ценю луну, она молчит, сгорая,

И облачков расчесывает лен.

Зато умолкну, горестно не дрогнув,

Как медный камень кану я на дно.

Мне будет сон: золой моих восторгов

Всё небо дикое заметено,

И сумрак мой растет, а не забвенье,

И славы ночи нет благословенней.

V

И славы ночи нет благословенней,

И славы дня благословенней нет.

По аметистовым путям планет

И лун и солнц распластанные тени.

По золоту пустынь, как по арене,

С трезубцем строк идет большой поэт,

Как пленник обреченный он одет,

Чтобы толпу дразнило оперенье.

И тени лун и солнц пред ним растут,

Столетия выходят из минут,

И гордою белеет он вершиной

Над серым сбродом дней в тиши мышиной,

Он знаком одиночества клеймен

В гремучем хоре мыслей и времен.

VI

В гремучем хоре мыслей и времен

Танцует молния, танцует скоро,

Как палочка живая дирижера,

Которой занавес перекрещен.

Нам скучно ждать, пока взовьется он,

Взлетит, как размалеванная стора

Широкого окна, и свет простора

Ворвется в зал на радость юных жен.

Мы ждем как женщины нетерпеливо,

И блещут мысли, хлещут времена

В ужасный час вселенского прилива.

Но в черную грозу не о спасеньи

Мечтаю я, душа моя пьяна

В глуши ее величественной сени.

VII

В глуши ее величественной сени,

В тиши ее таинственных тревог

Я пил ее, пока не изнемог,

Возлюбленную ночь уединений.

Она купалась в острой звездной пене,

И, светлая от головы до ног,

Она клялась, что золотой венок

На бледное чело мое оденет.

И я поверил ей и клятву дал

Глядеть на мир сквозь голубой кристалл

И обещал любить ее до гроба,

И в нем тогда навек сольемся оба,

Чтоб плыть туда, где средь ночных колонн

Сосет медвежью лапу мудрый сон.

VIII

Сосет медвежью лапу мудрый сон,

Как зимний лес душа непроходима,