Завтра, завтра, завтра - [41]

Он ревниво следил за Довом, нутром чуя, что его отношения с Сэди заходят намного дальше, чем задушевная дружба. Слишком вольготно Дов располагался за компьютером Сэди и слишком по-свойски распускал руки, прикасаясь к ней: то тиская ей плечо, то поглаживая бедро, то пробегая пальцами по ее клавиатуре, то щелкая кнопками на ее мышке. Сэди смеялась странным ломким голосом, и Дов смахивал упавшие ей на глаза строптивые пряди. Они вели себя как близкие люди. Как бывшие любовники. Уж Марксу ли было их не узнать.

Он схватил Сэма за руку и утащил в спальню.

– Ты не сказал, что Сэди была девушкой Дова, – возмущенно зашипел он.

– Я ничего об этом не знал, – пожал плечами Сэм.

– Как так – не знал?

– Мы на подобные темы не разговариваем.

– Сэм, он ведь был ее учителем, верно? Это же произвол! Злоупотребление властью! По-твоему, это не имеет значения, особенно теперь, когда он собирается стать нашим продюсером?

– По-моему, не имеет. Сэди – взрослая девочка.

– Не вполне взрослая!

Маркс, шпионя за Сэди и Довом, украдкой просунул голову в дверную щель и прислушался.

– На твоем месте, – вещал Дов, – я бы пропустил этот семестр.

Сэди, вся внимание, послушно кивнула.

– Ты и твоя команда… Вы ребята сметливые. Потенциал у вас есть. Я в вас верю.

– Но учеба… – еле слышно прошелестела Сэди. – И мои родители…

– Кого это теперь волнует, Сэди? Довольно изображать кроткую милую девочку. Хватит, наигралась. Нечего цепляться за прошлое, отбрось раз и навсегда старые привычки и навязанные тебе представления и понятия. В чем был смысл твоего обучения? Да в том, чтобы ты занялась тем, чем сейчас занимаешься. Ты поймала волну, Сэди, так не упусти же ее, программируй, пока тебя прет. А весной и летом, дорабатывая звук и отлаживая игру, вернешься к занятиям, сдашь экзамены и окончишь институт.

Сэди слушала и кивала, слушала и кивала.

– Ну, и чего ты ждешь? Приказа от своего бывшего профессора?

– Наверное.

– Я помогу тебе, – пообещал Дов. – Я тебя поддержу.

– Спасибо.

– Я всегда в твоем распоряжении, умница ты моя.

Он обнял Сэди волосатыми ручищами и пригнул ее голову к своей груди. Маркс содрогнулся от отвращения: бедная Сэди, ее же вырвет от этого запаха!

Спустя две недели, поставив точку в разработке шторма, Сэди объявила Марксу и Сэму, что берет академический отпуск.

– Иначе мы никогда не закончим игру. Из-за «Улисса» я должна переписать значительную часть кода и не хочу терять кураж. Решено. Я филоню этот семестр, а вы – шагом марш в университет.

– Так и думал, что ты это скажешь, – развеселился Сэм. – Я тоже собираюсь взять академку. А ты, Маркс?

– Сэм, ты уверен?

– На все сто. Но вот вопрос, Маркс: мы сможем продолжить работу в твоей квартире?

– Разумеется, комнату я тебе верну, – успокоила Маркса Сэди, – я найду, где перекантоваться, но было бы здорово, если бы мы смогли продолжить работу именно здесь.

– А где ты собираешься перекантовываться? – спросил Сэм.

– У Дова, – буднично ответила Сэди. – Теперь он наш продюсер, и, кроме того, у него есть свободная комната, которую он отдает мне в полнейшее распоряжение.

Все трое знали, что это ложь чистой воды.

Но так или иначе, а в сентябре в университет вернулся только Маркс. И если бы не бурная деятельность, которую он развил, исполняя директорские обязанности, он бы той осенью просто умер от скуки, так как ему не предложили ролей ни в одном из спектаклей. Ибо, положа руку на сердце, все эти годы Маркс намного больше времени посвящал театральным, а не учебным занятиям.

5

Почти день в день, ровно через год после их встречи в метро, Сэм и Сэди завершили «Итиго». На три с половиной месяца позже, чем планировал Сэм.

«Улисс» подстегнул их работу, и они программировали «Итиго» с утра до ночи и с ночи до утра, в буквальном смысле слова стирая в кровь пальцы. Кожа на подушечках пальцев Сэма, сухая, словно пергамент, вздулась пузырями и кровоточила. Поначалу, чтобы не залить кровью клавиатуру и подлечить руки, он лепил на раны пластыри, но, когда понял, что пластыри замедляют ввод данных, не раздумывая содрал их. Он еще и не такое претерпевал в своей жизни.

Однако сбитыми в кровь пальцами их мучения не ограничивались. В Хеллоуин Сэди так долго и напряженно смотрела в экран монитора, что в ее правом глазу лопнул кровеносный сосуд. Наотрез отказавшись обратиться к врачу, она послала Маркса в аптеку за глазными каплями и обезболивающим и стойко продолжила работать. За неделю до Дня благодарения Сэм, по дороге в «Кооп», где он собирался разжиться упаковкой батареек, грохнулся в обморок. Обычно за покупками ходил Маркс, но в тот час Маркс протирал штаны на лекции, а батарейки ждать не могли. Сэм двинулся в путь и, потеряв сознание, растянулся на улице перед входом в продуктовый магазинчик деликатесов. Прохожие, вероятно из-за гигантского бушлата, сочтя его за бездомного, не торопились прийти на помощь и обходили его стороной. И когда Сэм очнулся и увидел перед собой лицо бывшего научного руководителя Андерса Ларссона, белокурого Иисуса в пуховике от «Норт Фейса», он нисколько не удивился. Честный и прямодушный швед не питал предубеждений против бездомных и чутко отзывался на чужую боль.