Завтра, послезавтра… - [24]

Почти ничего! Но куда же они делись? Выходит, я слишком много тратил. Слишком много? А тетради, ручки, ластики для десяти ребят кто должен был купить? Платил я из своего кармана. А что стоит коробка цветных карандашей, одна на всех? От темно-зеленого, светло-зеленого, желтого и голубого карандашей остались жалкие огрызки. Ведь ребятам хочется, чтобы их рисунки были поярче. Ну, а дрова? В углу два последних полена валяются. Ребята приходят в школу босые, в рваной одежонке. Попробуй тут долго высидеть на холоде. Когда же класс дымом заволакивает, волей-неволей приходится дверь открывать. Дрова так и горят. А где взять денег, чтобы еще дров купить?

Несколько книг мне, по счастью, дал окружной инспектор в Аччеттуре. Они старые, без многих страниц, но для наших бедняков и такие сойдут. Ведь с той минуты, как они родились, им лишь дышать вдосталь позволено. Только в этом и богатые и бедные равны. Дыши сколько влезет.

А почему нельзя сделать так, чтобы все рождались ну пусть не богатыми, но хоть не нищими? Чтобы каждый был сыт, одет, обут и мог учиться.

Разве жизнь наша не та же лотерея? Одним достается бедность, другим — несметное богатство. А мы сами, чего мы стоим, если не в силах изменить такой порядок вещей?

Итак, нет у меня ни денег, ни дров. Схожу-ка к Вито Петроне. Он тоже, правда, далеко не богач, но, может, что-нибудь придумает. А Луиджи вместо всех этих излияний и жалоб надо написать обычное деловое письмо. Пусть пришлет хотя бы старые географические карты, которые ему больше не нужны».

ЕГО ПРЕВОСХОДИТЕЛЬСТВО СИНЬОР МЫШОНОК

— Отец велит набрать в лесу сучьев и хворосту, а потом отнести в школу к дону Антонио. И почему ты, Пассалоне, в школу не ходишь?

— Ох, и настырный ты, Сальваторе! Хуже Нинки-Нанки — школа, школа! Завтра пойду.

— Опять заладил свое «завтра», я это уж месяц слышу. Погоди, отец узнает!

— Ты что, ябедничать собрался?

— Я-то нет, а вот Булыжник пронюхает, что ты отца не слушаешься и в школу совсем не ходишь, он сразу ему всё и выложит.

Пассалоне вынул руку из кармана и ожесточенно заскреб затылок. Да так яростно, что меховая шапка чуть с головы не свалилась.

«От этого чертова Булыжника всего ожидать можно. Вот обжег мне руку так, что до сих пор не заживает. Возьмет да наябедничает отцу. Ему ни на грош доверять нельзя. Придется, видно, из-за этого вреднюги в школу пойти».

Пассалоне тяжко вздохнул:

— Ладно, сегодня приду.

— Знаешь, как там интересно, Пассалоне?! Когда мы не шумим, дон Антонио нам песни поет и на гитаре играет. А потом мы всем классом поем.

— Неужто поете?!

— Ну да.

— Вот это здорово! А куда я Нинку-Нанку дену, пока в школе буду?

— Можешь и ее привести.

— А дон Антонио меня не заругает?

— Конечно, нет. Скажешь ему честно, он ее куда-нибудь и пристроит. Помнишь, как он Роккино вылечил?

— Да, но Нинку-Нанку одну надолго оставлять нельзя. Она козлят ждет.

— Правда?

— А ты сам послушай, как у нее в брюхе козлята шевелятся!

Они приникли ухом к мохнатому брюху козы.

— Чуешь?

— Ага. Вот здорово!

— Моя Нинка-Нанка молодчина. Увидишь, какие у нее козлята будут. Крепкие и красивые.

— А что вы с ними сделаете?

— Не знаю.

— Убьете? Я как подумаю, что моего Роккино могут убить, так мне тошно становится.

— Э, Роккино другое дело. Ты в лесу его нашел и от змеи спас. Он теперь твой.

— А козлята разве не ваши?

— Наши, но за них деньги можно получить.

— Значит, продадите?

— Наверно. Нам теперь много денег нужно. У нас Роза родилась.

— Твоя самая младшая сестра?

— Все до одной девчонки. Вот беда-то, Сальваторе! Единственный мужчина — я. Отец все горюет. Опять девочка родилась, восьмая подряд.

— Да, а с тобой вас девять. Будешь ходить в школу, сможешь их сосчитать. А то ты даже не знаешь, сколько у тебя сестер.

— Знаю одно, их слишком много.

— Гляди, какой толстый сук. Помоги его сломать, Пассалоне. Дону Антонио надолго хватит топить.

— Ба, смотрите-ка, кто пришел, сам Джулиано Петроне! — удивился дон Антонио.

— Это я его привел, учитель. Сыграйте нам на гитаре, а то Пассалоне мне больше верить не станет.

— А куда Нинку-Нанку деть?

— Привяжи ее у входа.

Пассалоне почесал голову и затоптался на месте, не решаясь переступить порог.

— Я веревку боюсь отпустить.

— Садись на заднюю парту. А веревку протяни через порог и держи крепче, твоя Нинка-Нанка никуда и не убежит. Ну как, хорошо?

— Хорошо.

— Решите еще один пример, — говорит учитель.

Весело потрескивает в печи хворост, собранный ребятами. Охапку веток учитель сложил в углу. Пузырь принес мешочек угля, его хватит на целых два дня. Антонио закрывает заслонку. Так теплее будет.

И верно, теплее.

— Решите еще один пример.

Булыжник, довольный, улыбается. Он уже все сосчитал в уме. Сальваторе, наоборот, терпеть не может арифметику. Как бы Джованни Лоренцо опять не подсунул ему решение, чтобы потом, в обмен, списать диктант.

А Пассалоне?

С ним придется начинать все сначала. С рисунка. Пусть он пока нарисует круг, потом овал. Да и вообще, как он сможет писать, если одной рукой крепко держит веревку?!

Какое блаженство после ночного холода посидеть в тепле! Антонио совсем разморило. А вдруг он задремлет? Что тогда ученики скажут?