Зависимость - [29]

4

Если бы я не пошла на тот ужин, не было бы и операции на ухо и, возможно, всё сложилось бы совсем иначе. В этот период Карл лишь иногда делает мне укол. Я держусь на бутальгине, и отметины на руках потускнели. То же самое и с тягой к петидину. Когда она снова проявляется — стоит лишь напомнить самой себе, что под его воздействием мне не пишется, а я очень поглощена своим романом. Жизнь на Эвальдсбаккен почти нормализуется. Днем я с Яббе и детьми, а по вечерам после ужина мы с Карлом поднимаемся в мою комнату и пьем кофе, пока Карл почти безмолвно читает свои научные книги. Странная пустота виснет между нами, и я осознаю: мы не умеем разговаривать друг с другом. Карл не имеет никакого отношения к литературе и, кажется, не интересуется ничем, кроме своей области знаний. Он сидит: трубка между неровными зубами, а нижняя челюсть выпирает так, что кажется, будто всё лицо только на ней и держится. Временами он отрывается от книги, скромно улыбается и спрашивает: ну что, Тове, всё хорошо? В отличие от других мужчин он не рассказывает о своем детстве, а на мои расспросы отвечает пустыми и бессмысленными предложениями, словно ничего не помнит. Я часто вспоминаю Эббе, его вечернюю болтовню, чтение вслух стихотворений Рильке на немецком и воодушевленное цитирование Хёруп. Лизе, которая иногда выбирается ко мне, говорит, что Эббе до сих пор переживает потерю меня и таскается с Виктором в пивную «Токантен» и другие злачные места вместо того, чтобы учиться.

Иногда заходят и Эстер с Хальфданом, но только когда Карла нет дома. Они живут в квартире на Маттеусгаде, невероятно бедно, их маленькая девочка на год младше Хэлле. Они интересуются, почему я забросила всех своих старых друзей и почему больше не появляюсь в клубе. Я объясняю это своей занятостью и тем, что художникам сложно находиться в окружении друг друга. Эстер меланхолично улыбается и спрашивает: а ты забыла наши времена в Нэкельхусет? Я страдаю от этой изоляции и жажду найти кого-нибудь, с кем могла бы по-настоящему поговорить. Я вхожу в Датский союз писателей, но каждый раз перед встречей или генеральной ассамблеей звонит Вигго Ф., чтобы уточнить, приду ли я — тогда он воздержится. Поэтому я никогда там не бываю. Кроме того, я состою в местном отделении элитарного ПЕН-клуба[26], председатель которого, Кай Фриис Мёллер — один из моих самых ярых критиков. За день до Рождества он звонит и приглашает поучаствовать в ужине в ресторане «Сковридеркро» — с ним, Кьеллем Абеллем и Ивлином Во. Я соглашаюсь. Очень хочется встретиться со всеми тремя, и вечером на привычное заманчивое предложение Карла впрыснуть порцию вещества я впервые отвечаю отказом. Он становится странно неспокойным. Если ты задержишься, я встречу тебя, говорит он. Я же отвечаю, что домой доберусь сама — ему лучше лечь спать. В любом случае хорошенько спрячь свои руки, просит он тихо. И намажься кремом, добавляет он и скользит указательным пальцем по моей щеке, твоя кожа всё еще очень сухая. Сама ты этого не замечаешь.

Во время ужина я сижу рядом с Ивлином Во, маленьким юрким моложавым господином с бледным лицом и пытливыми глазами. Фриис Мёллер галантно помогает мне обойти языковые сложности и так внимателен и обходителен, что трудно поверить, что его перу принадлежат все эти колкости. Кьелль Абелль интересуется у Ивлина Во, есть ли в Англии такие же молодые и красивые писательницы. Тот отвечает отрицательно и на мой вопрос, что привело его в Данию, говорит, что всегда отправляется путешествовать по свету, когда его дети возвращаются домой на каникулы из школы-интерната. Он их терпеть не может. Чтобы объяснить мое бросающееся в глаза отсутствие аппетита, я говорю, что вечером поела дома с детьми. Вместо этого я много пью и, так как перед уходом проглотила горстку бутальгина, пребываю в приподнятом настроении: болтаю так, что заставляю всех троих знаменитых господ часто смеяться. Кроме нас в ресторане почти никого нет. На улице валит снег, и в мире царит такая тишина — можно расслышать ворчание моторов от лодок, что где-то далеко блуждают в море. Нам подают кофе и коньяк, и Фриис Мёллер и Кьелль Абелль неожиданно обращают взгляды к выходу — мне он не виден, я сижу к нему спиной. Кто это, ради всего святого, спрашивает Фриис Мёллер, обтирая рот салфеткой, кажется, он направляется к нам. Я поворачиваю голову и, к своему ужасу, обнаруживаю Карла: он бредет к столу в длинных кожаных сапогах, усыпанной снегом кожаной куртке, с шлемом в руках, на лице кроткая, словно нарисованная улыбка. Это… это мой муж, произношу я смущенно, потому что он напоминает своего рода марсианина по сравнению с этими тремя элегантными господами, и меня пронзает мысль: я ни разу не видела его в компании. Он прямиком подходит ко мне и скромно произносит: тебе пора домой. Позвольте представиться, говорит Фриис Мёллер и встает, отодвинув стул. Карл безмолвно пожимает руки всем троим, и ироничная улыбка расплывается на лице Кьелля Абелля. Я поднимаюсь — разгневанная и недовольная. В глазах рябит от стыда. По-прежнему безмолвно Карл помогает мне влезть в пальто. На улице я разворачиваюсь к нему и недоумеваю: что ты о себе возомнил? Я же сказала, что встречать меня не надо. Ты сделал из меня посмешище. Но ругаться с ним невозможно. Уже пора было ложиться, невинно отвечает он, а я не могу заснуть, пока тебя нет дома и пока я не дам тебе хлораль. Он откидывает для меня полог с коляски мотоцикла и закрывает после того, как я усаживаюсь. По пути домой я рыдаю от унижения. Он снова снимает брезент и, увидев мои слезы, кричит: что случилось? Как в старые времена, я хватаюсь за ухо, потому что хочу эффективного утешения. Ой, стенаю я, весь вечер так болело ухо, как думаешь, с ним опять что-то не так? Похоже на то, заметно волнуется он. Карл делает укол в одну из вен, еще целую, и в его глазах промелькивает выражение странного триумфа. Я еще тогда подумал, говорит он, что Фальбе Хансен неправ. Карл спит со мной еще более ожесточенно, чем обычно, и после этого я, уставшая и блаженная, скольжу пальцами по его густым рыжим волосам. Он лежит на спине: руки за головой, взгляд в потолок. Так не может продолжаться, произносит он, кость в любом случае можно раздробить. Не отчаивайся. Я знаю одно ушного специалиста, который терпеть не может Фальбе Хансена.