Зависимость - [22]
Настоящий разгул только начинается. Все танцуют, пьют и веселятся, пара за парой исчезают на лестнице и больше не появляются. Я давно не была такой пьяной, и, когда Карл предлагает подняться наверх, чтобы он мог поспать, мне это кажется отличной идеей. Забыт Эббе, забыты мои клятвы верности.
Наутро я просыпаюсь с ужасной головной болью. Оглядываю спящего рядом мужчину: он изрядно уродлив со своими зубами и нижней челюстью, которой не удается их скрыть. Я бужу его и говорю, что хочу домой. Раздраженная и разбитая, я одеваюсь, не произнеся ни слова. Решаю, что больше никогда не хочу его видеть, и отказываюсь от предложения проводить меня — уж лучше пойду одна. Я вхожу в разгромленный зал и на мгновение присаживаюсь у барной стойки. По ступенькам спускается Синне, за ней следует очень высокий молодой человек, в руках он держит ее бюстгальтер. Не обращая на него внимания, она подходит ко мне: боже помилуй, что такое мы пили? Ее спутник отвратителен, метра два ростом и наверняка только с половиной легкого. Она выхватывает свой бюстгальтер и исчезает, сонно позевывая.
Я покидаю поле боя и на велосипеде мчусь домой к Эббе: он в бешенстве, что я пропала на всю ночь. Ты точно была с другим, говорит он. Я уверяю его в своей невиновности, но то, что он придает этому такое значение, на самом деле кажется мне смехотворным. Существует другая форма верности, более важная. Лишь улегшись, осознаю: диафрагму я не вставила. После аборта я обычно не забывала об этом никогда. Но решаю, что, если что-то и случится, Карл — врач и разобраться будет гораздо проще, чем в прошлый раз.
12
Боже мой, восклицаю я. У него нижняя челюсть выпирает и шестьдесят четыре зуба вместо тридцати двух. И я не знаю, это от него или от Эббе. Что же мне делать, Лизе?
Я мечусь по комнате взад и вперед, и Лизе наблюдает за мной — ее лоб рассекают две глубокие морщинки. Ты беременеешь от малейшего сквозняка, произносит она, вздыхая. Но если он врач, то может удалить плод без тех пыток, через которые ты прошла в прошлый раз. Да, но для этого нужно снова с ним увидеться, восклицаю я, а он мерзок, и что сказать Эббе? У нас никогда не было всё так хорошо, как сейчас. Лизе терпеливо объясняет мне, что просто необходимо встретиться с Карлом еще разок. Я могу позвонить его матери и разузнать адрес. Эббе же я могу сказать что угодно: отправилась к Эстер или Наде или гощу у родителей. Он не слишком подозрителен. За кофе Лизе рассказывает, что у нее самой не всё благополучно. Юрист разводиться не желает, но и отказываться от Лизе не хочет. Ужасно, говорит она, когда у мужчины две женщины. Каждая из них страдает, а он не может сделать выбор. Лизе убирает от лица свои короткие каштановые волосы и выглядит такой несчастной — становится стыдно, что я постоянно докучаю ей своими проблемами. Как только я прекращаю писать, говорю я, сразу беременею. Мы смеемся над этим, и обе соглашаемся, что с этим нужно что-то делать. Мне надо достать адрес Карла и пойти к нему, чтобы он удалил плод.
На следующий день он объявляется сам и просит встретиться с ним поскорее. Я соглашаюсь, и мы договариваемся, что на следующий вечер я приду к нему. Он живет в Биохимическом институте, где и работает. Он ученый. Эббе я говорю, что мне надо к Наде, и мчусь на велосипеде в сумерках вниз по Нёрре-аллее: деревья здесь неподвижные, словно на картине. Лето, на мне белое льняное платье, купленное у Синне. Комната Карла напоминает обычную студенческую берлогу: кровать, стол, несколько стульев и полок с книгами. Он купил смёрребрёд, пиво и шнапс, но я ни к чему не притрагиваюсь. За столом признаюсь: я беременна и не хочу ребенка. Кто отец — не знаю. Понятно, произносит он спокойно и смотрит на меня своими серьезными серыми глазами — единственное, что в нем есть красивого. Но я тебе с этим помогу. Приходи завтра вечером, сделаю выскабливание. Он произносит это слово так, точно занимается подобным изо дня в день, и производит впечатление человека, которого ничто на свете не может вывести из себя. Я облегченно улыбаюсь и спрашиваю: с обезболиванием? Я сделаю тебе укол, объясняет он, и ты ничего не заметишь. Укол? А с чем? — интересуюсь я. С морфием или петидином[18], отвечает он, последний лучше. От морфия многих тошнит. Тогда я успокаиваюсь и все-таки ем и пью вместе с ним. Всего лишь восемь дней задержки — мутить еще не начало. Руки у Карла немного напоминают руки Вигго Ф.: небольшие, изящные и ловкие. У него красивый голос и приятная манера говорить. Он рассказывает, что в школу ходил в Херлуфсхольме[19], его мама развелась, когда ему было всего два года, и, сколько себя помнит, он всегда мечтал, чтобы она снова вышла замуж. Кроме того, он рассказывает, что его отец, насколько ему известно, находится в учреждении для алкоголиков, но с тех пор, как он оставил семью, Карл с ним не встречался. Вдобавок он признается, что с момента нашей встречи прочитал все мои книги, и добавляет с улыбкой, что у нас родился бы чудесный ребенок. Карл легко себе представляет, что женится на мне. Но у меня уже есть прекрасный муж, отвечаю я, и очень милый ребенок, поэтому с этим нам придется подождать. Да, соглашается он и трет подбородок, словно проверяя, нет ли на нем щетины. Было бы не слишком умно выйти за меня замуж. Должен тебе признаться: я слегка безумен. Он говорит это совершенно серьезно, и я уточняю, что, ради всего святого, он имеет в виду. Но объяснить он не может — это нечто такое, что он ощущает внутри. В его семье много душевнобольных, и с матерью тоже не всё в порядке. Я лишь смеюсь в ответ и больше об этом не вспоминаю. На прощание он нежно меня целует, но переспать со мной не пытается. Мне кажется, я в тебя влюблен, говорит он, но это бессмысленно.
Тове знает, что она неудачница и ее детство сделали совсем для другой девочки, которой оно пришлось бы в самый раз. Она очарована своей рыжеволосой подругой Рут, живущей по соседству и знающей все секреты мира взрослых. Но Тове никогда по-настоящему не рассказывает о себе ни ей, ни кому-либо еще, потому что другие не выносят «песен в моем сердце и гирлянд слов в моей душе». Она знает, что у нее есть призвание и что однажды ей неизбежно придется покинуть узкую улицу своего детства.«Детство» – первая часть «копенгагенской трилогии», читающаяся как самостоятельный роман воспитания.
Тове приходится рано оставить учебу, чтобы начать себя обеспечивать. Одна низкооплачиваемая работа сменяет другую. Ее юность — «не более чем простой изъян и помеха», и, как и прежде, Тове жаждет поэзии, любви и настоящей жизни. Пока Европа погружается в войну, она сталкивается со вздорными начальниками, ходит на танцы с новой подругой, снимает свою первую комнату, пишет «настоящие, зрелые» стихи и остается полной решимости в своем стремлении к независимости и поэтическому признанию.
Рассказы в предлагаемом вниманию читателя сборнике освещают весьма актуальную сегодня тему межкультурной коммуникации в самых разных её аспектах: от особенностей любовно-романтических отношений между представителями различных культур до личных впечатлений автора от зарубежных встреч и поездок. А поскольку большинство текстов написано во время многочисленных и иногда весьма продолжительных перелётов автора, сборник так и называется «Полёт фантазии, фантазии в полёте».
Побывав в горах однажды, вы или безнадёжно заболеете ими, или навсегда останетесь к ним равнодушны. После первого знакомства с ними у автора появились симптомы горного синдрома, которые быстро развились и надолго закрепились. В итоге эмоции, пережитые в горах Испании, Греции, Швеции, России, и мысли, возникшие после походов, легли на бумагу, а чуть позже стали частью этого сборника очерков.
Спасение духовности в человеке и обществе, сохранение нравственной памяти народа, без которой не может быть национального и просто человеческого достоинства, — главная идея романа уральской писательницы.
Перед вами грустная, а порой, даже ужасающая история воспоминаний автора о реалиях белоруской армии, в которой ему «посчастливилось» побывать. Сюжет представлен в виде коротких, отрывистых заметок, охватывающих год службы в рядах вооружённых сил Республики Беларусь. Драма о переживаниях, раздумьях и злоключениях человека, оказавшегося в агрессивно-экстремальной среде.
Эта повесть или рассказ, или монолог — называйте, как хотите — не из тех, что дружелюбна к читателю. Она не отворит мягко ворота, окунув вас в пучины некой истории. Она, скорее, грубо толкнет вас в озеро и будет наблюдать, как вы плещетесь в попытках спастись. Перед глазами — пузырьки воздуха, что вы выдыхаете, принимая в легкие все новые и новые порции воды, увлекающей на дно…
Футуристические рассказы. «Безголосые» — оцифровка сознания. «Showmylife» — симулятор жизни. «Рубашка» — будущее одежды. «Красное внутри» — половой каннибализм. «Кабульский отель» — трехдневное путешествие непутевого фотографа в Кабул.