Зависимость - [22]

Шрифт
Интервал

Настоящий разгул только начинается. Все танцуют, пьют и веселятся, пара за парой исчезают на лестнице и больше не появляются. Я давно не была такой пьяной, и, когда Карл предлагает подняться наверх, чтобы он мог поспать, мне это кажется отличной идеей. Забыт Эббе, забыты мои клятвы верности.

Наутро я просыпаюсь с ужасной головной болью. Оглядываю спящего рядом мужчину: он изрядно уродлив со своими зубами и нижней челюстью, которой не удается их скрыть. Я бужу его и говорю, что хочу домой. Раздраженная и разбитая, я одеваюсь, не произнеся ни слова. Решаю, что больше никогда не хочу его видеть, и отказываюсь от предложения проводить меня — уж лучше пойду одна. Я вхожу в разгромленный зал и на мгновение присаживаюсь у барной стойки. По ступенькам спускается Синне, за ней следует очень высокий молодой человек, в руках он держит ее бюстгальтер. Не обращая на него внимания, она подходит ко мне: боже помилуй, что такое мы пили? Ее спутник отвратителен, метра два ростом и наверняка только с половиной легкого. Она выхватывает свой бюстгальтер и исчезает, сонно позевывая.

Я покидаю поле боя и на велосипеде мчусь домой к Эббе: он в бешенстве, что я пропала на всю ночь. Ты точно была с другим, говорит он. Я уверяю его в своей невиновности, но то, что он придает этому такое значение, на самом деле кажется мне смехотворным. Существует другая форма верности, более важная. Лишь улегшись, осознаю: диафрагму я не вставила. После аборта я обычно не забывала об этом никогда. Но решаю, что, если что-то и случится, Карл — врач и разобраться будет гораздо проще, чем в прошлый раз.

12

Боже мой, восклицаю я. У него нижняя челюсть выпирает и шестьдесят четыре зуба вместо тридцати двух. И я не знаю, это от него или от Эббе. Что же мне делать, Лизе?

Я мечусь по комнате взад и вперед, и Лизе наблюдает за мной — ее лоб рассекают две глубокие морщинки. Ты беременеешь от малейшего сквозняка, произносит она, вздыхая. Но если он врач, то может удалить плод без тех пыток, через которые ты прошла в прошлый раз. Да, но для этого нужно снова с ним увидеться, восклицаю я, а он мерзок, и что сказать Эббе? У нас никогда не было всё так хорошо, как сейчас. Лизе терпеливо объясняет мне, что просто необходимо встретиться с Карлом еще разок. Я могу позвонить его матери и разузнать адрес. Эббе же я могу сказать что угодно: отправилась к Эстер или Наде или гощу у родителей. Он не слишком подозрителен. За кофе Лизе рассказывает, что у нее самой не всё благополучно. Юрист разводиться не желает, но и отказываться от Лизе не хочет. Ужасно, говорит она, когда у мужчины две женщины. Каждая из них страдает, а он не может сделать выбор. Лизе убирает от лица свои короткие каштановые волосы и выглядит такой несчастной — становится стыдно, что я постоянно докучаю ей своими проблемами. Как только я прекращаю писать, говорю я, сразу беременею. Мы смеемся над этим, и обе соглашаемся, что с этим нужно что-то делать. Мне надо достать адрес Карла и пойти к нему, чтобы он удалил плод.

На следующий день он объявляется сам и просит встретиться с ним поскорее. Я соглашаюсь, и мы договариваемся, что на следующий вечер я приду к нему. Он живет в Биохимическом институте, где и работает. Он ученый. Эббе я говорю, что мне надо к Наде, и мчусь на велосипеде в сумерках вниз по Нёрре-аллее: деревья здесь неподвижные, словно на картине. Лето, на мне белое льняное платье, купленное у Синне. Комната Карла напоминает обычную студенческую берлогу: кровать, стол, несколько стульев и полок с книгами. Он купил смёрребрёд, пиво и шнапс, но я ни к чему не притрагиваюсь. За столом признаюсь: я беременна и не хочу ребенка. Кто отец — не знаю. Понятно, произносит он спокойно и смотрит на меня своими серьезными серыми глазами — единственное, что в нем есть красивого. Но я тебе с этим помогу. Приходи завтра вечером, сделаю выскабливание. Он произносит это слово так, точно занимается подобным изо дня в день, и производит впечатление человека, которого ничто на свете не может вывести из себя. Я облегченно улыбаюсь и спрашиваю: с обезболиванием? Я сделаю тебе укол, объясняет он, и ты ничего не заметишь. Укол? А с чем? — интересуюсь я. С морфием или петидином[18], отвечает он, последний лучше. От морфия многих тошнит. Тогда я успокаиваюсь и все-таки ем и пью вместе с ним. Всего лишь восемь дней задержки — мутить еще не начало. Руки у Карла немного напоминают руки Вигго Ф.: небольшие, изящные и ловкие. У него красивый голос и приятная манера говорить. Он рассказывает, что в школу ходил в Херлуфсхольме[19], его мама развелась, когда ему было всего два года, и, сколько себя помнит, он всегда мечтал, чтобы она снова вышла замуж. Кроме того, он рассказывает, что его отец, насколько ему известно, находится в учреждении для алкоголиков, но с тех пор, как он оставил семью, Карл с ним не встречался. Вдобавок он признается, что с момента нашей встречи прочитал все мои книги, и добавляет с улыбкой, что у нас родился бы чудесный ребенок. Карл легко себе представляет, что женится на мне. Но у меня уже есть прекрасный муж, отвечаю я, и очень милый ребенок, поэтому с этим нам придется подождать. Да, соглашается он и трет подбородок, словно проверяя, нет ли на нем щетины. Было бы не слишком умно выйти за меня замуж. Должен тебе признаться: я слегка безумен. Он говорит это совершенно серьезно, и я уточняю, что, ради всего святого, он имеет в виду. Но объяснить он не может — это нечто такое, что он ощущает внутри. В его семье много душевнобольных, и с матерью тоже не всё в порядке. Я лишь смеюсь в ответ и больше об этом не вспоминаю. На прощание он нежно меня целует, но переспать со мной не пытается. Мне кажется, я в тебя влюблен, говорит он, но это бессмысленно.


Еще от автора Тове Дитлевсен
Детство

Тове знает, что она неудачница и ее детство сделали совсем для другой девочки, которой оно пришлось бы в самый раз. Она очарована своей рыжеволосой подругой Рут, живущей по соседству и знающей все секреты мира взрослых. Но Тове никогда по-настоящему не рассказывает о себе ни ей, ни кому-либо еще, потому что другие не выносят «песен в моем сердце и гирлянд слов в моей душе». Она знает, что у нее есть призвание и что однажды ей неизбежно придется покинуть узкую улицу своего детства.«Детство» – первая часть «копенгагенской трилогии», читающаяся как самостоятельный роман воспитания.


Юность

Тове приходится рано оставить учебу, чтобы начать себя обеспечивать. Одна низкооплачиваемая работа сменяет другую. Ее юность — «не более чем простой изъян и помеха», и, как и прежде, Тове жаждет поэзии, любви и настоящей жизни. Пока Европа погружается в войну, она сталкивается со вздорными начальниками, ходит на танцы с новой подругой, снимает свою первую комнату, пишет «настоящие, зрелые» стихи и остается полной решимости в своем стремлении к независимости и поэтическому признанию.


Рекомендуем почитать
«Люксембург» и другие русские истории

Максим Осипов – лауреат нескольких литературных премий, его сочинения переведены на девятнадцать языков. «Люксембург и другие русские истории» – наиболее полный из когда-либо публиковавшихся сборников его повестей, рассказов и очерков. Впервые собранные все вместе, произведения Осипова рисуют живую картину тех перемен, которые произошли за последнее десятилетие и с российским обществом, и с самим автором.


Индивидуум-ство

Книга – крик. Книга – пощёчина. Книга – камень, разбивающий розовые очки, ударяющий по больному месту: «Открой глаза и признай себя маленькой деталью механического города. Взгляни на тех, кто проживает во дне офисного сурка. Прочувствуй страх и сомнения, сковывающие крепкими цепями. Попробуй дать честный ответ самому себе: какую роль ты играешь в этом непробиваемом мире?» Содержит нецензурную брань.


Голубой лёд Хальмер-То, или Рыжий волк

К Пашке Стрельнову повадился за добычей волк, по всему видать — щенок его дворовой собаки-полуволчицы. Пришлось выходить на охоту за ним…


Боги и лишние. неГероический эпос

Можно ли стать богом? Алан – успешный сценарист популярных реалити-шоу. С просьбой написать шоу с их участием к нему обращаются неожиданные заказчики – российские олигархи. Зачем им это? И что за таинственный, волшебный город, известный только спецслужбам, ищут в Поволжье войска Новороссии, объявившей войну России? Действительно ли в этом месте уже много десятилетий ведутся секретные эксперименты, обещающие бессмертие? И почему все, что пишет Алан, сбывается? Пласты масштабной картины недалекого будущего связывает судьба одной женщины, решившей, что у нее нет судьбы и что она – хозяйка своего мира.


Княгиня Гришка. Особенности национального застолья

Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).


Блаженны нищие духом

Судьба иногда готовит человеку странные испытания: ребенок, чей отец отбывает срок на зоне, носит фамилию Блаженный. 1986 год — после Средней Азии его отправляют в Афганистан. И судьба святого приобретает новые прочтения в жизни обыкновенного русского паренька. Дар прозрения дается только взамен грядущих больших потерь. Угадаешь ли ты в сослуживце заклятого врага, пока вы оба боретесь за жизнь и стоите по одну сторону фронта? Способна ли любовь женщины вылечить раны, нанесенные войной? Счастливые финалы возможны и в наше время. Такой пронзительной истории о любви и смерти еще не знала русская проза!