Завещание Шекспира - [131]
– Есть только один способ не позволить этому подлецу сравнять театр с землей – наше единственное спасение.
Все внимательно поглядели на меня.
– Мы сами разберем театр по бревнышку!
На меня смотрели так, как будто я был не в себе.
– Ага. И что мы с ними будем делать – сожжем их на костре?
– Нет. Мы сделаем то же, что собирается сделать мерзавец Аллен: построим из них что-нибудь получше.
– А на что еще годятся эти бревна, Уилл, скажи на милость!
– На что же еще, как не другой театр? Мы построим другой театр! Разумеется, на новом месте.
– Да где же, позволь спросить?
Но я заметил, что все присутствующие повеселели и оживились.
– Есть одно место на другом берегу реки – неподалеку от «Розы», в приходе Святого Спасителя.
В глазах, устремленных на меня, загорелась отчаянная надежда.
Земельный участок был возле Мэйд-Лейн. Мы действовали решительно и незамедлительно подписали договор об аренде, чтобы «Слуги лорда-камергера» получили землю в пользование уже 25 декабря, в Рождество. Все упиралось в деньги, но и за этим дело не стало. Половину вложили Бербиджи, а другую половину на паях – Хемингс, Филлипс, Поуп и Кемп.
– И ты, Уилл.
И я, Фрэнсис. Десятая часть нового театра теперь принадлежала мне, вместе с моим паем в труппе.
– Тебя это наверняка окрылило.
В делах людей бывает миг прилива…
В ночь на 28 декабря 1598 года группа подозрительных людей, закутанных в плащи и в надвинутых на глаза шляпах, собралась в Шордиче, вооруженная не шпагами и кинжалами, а пилами, молотками и другими инструментами плотницкого ремесла.
О заговор, стыдишься ты показываться ночью, когда привольно злу? Ни сам Эреб, ни весь подземный мрак не помешают разгадать тебя. У нас была союзница, которая вступила с нами в сговор и сделала так, чтобы нас не обнаружили. Зима 98-го года была суровая и такая морозная, что незадолго до Рождества Темза в районе Лондонского моста замерзла. На следующий день лед растаял, но на Иоанна Евангелиста, 27-го числа, река опять подернулась ледком. Чудо свершилось 25-го числа, когда Мороз Красный Нос возвратился и к полудню с неистовой силой вновь сковал реку. Мороз сопровождался сильной метелью, и улицы Лондона обезлюдели – за исключением группки актеров, которые приготовились к бою.
Стемнело.
Какая была ночь! Какая ночь! Бурная, но незабываемая. К нам присоединился наш новый пайщик по имени Уилл Смит и бригада из двенадцати нанятых рабочих под руководством плотника Питера Стрита. Пришли Хемингс, Филлипс, Поуп, я и остальная труппа. Кемпа не было. Кто-то спросил: «А где ж удалец Основа?» Мы не придали значения его отсутствию. Сыновья Бербиджа вышагивали во главе своих войск, как генералы, и в кромешной тьме вели нас по Кертэн-роуд, белой от кружащегося снега. Снежинки жалили нам глаза и, как адские пчелы, застревали в бородах. Ветер рвал с нас плащи и тряс их, как ванты кораблей. Мы постояли несколько мгновений, глядя на наш старый «Театр», Бербиджи – с особенным чувством: двадцать два года назад он был построен их отцом. Теперь мы собирались его сносить. Торжественная минута. Мы вошли в театр не говоря ни слова.
– Где они, мои молодчики? Где они, мои сердечные дружки? – донесся крик с темной сцены. Мы разом вздрогнули. Неужели наш план раскрыт? Неужели Аллен натравил на нас дозор? Мы крепко сжали в руках молотки и топоры.
– Ну и чудной же мне сон приснился!
То был Кемп, поджидавший нас в темноте, в последний раз на этой сцене, наедине с собой.
– О добрейший Основа! – взревели мы все разом. – Вот благословенный день, вот счастливый час!
Кемп раскланялся и шикнул, чтобы все замолчали.
– Такой сон мне приснился, что не хватит ума человеческого объяснить его!
– Расскажешь позже, осел!
– Позвольте-позвольте, я не потерплю оскорблений в адрес ослов. Он превращал происходящее в спектакль.
– Пусть Питер Стрит напишет о твоем сне балладу.
Но в ту ночь Питер Стрит был слишком занят, чтобы сочинять баллады. Мы разобрали наш «Театр» по бревнышку, по досочке, скользя в снегу и обливаясь потом. Под покровом темноты мы перенесли их на телеги и перевезли по Кертэн-роуд мимо «Скрещенных ключей» в Даугейт, на запад от моста. Даже в таких суровых условиях нам не хотелось рисковать и везти древесину по мосту в открытую.
Нам не пришлось ехать по мосту. Приближался рассвет, и реку сковал мороз.
– Господь обуздал воду! – проорал Бербидж, довольно ухмыляясь и топая сапогами по толстенному льду. Дыхание обволакивало его клубом пара, как огненная туча. Он бил копытом, точно ребенок, изображающий лошадь.
– Мы избавлены от руки фараоновой!
Как потом выяснилось, во время этой операции нашего господина, «фараона» Джайлза Аллена не было в городе, а когда старый египтянин вернулся, он в изумлении воззрился на зияющий перед ним пустой, загаженный собаками участок земли в Шордиче, покинутый всеми, включая крыс. Он лишился нового контракта и старого театра.
Мы работали всю ночь.
Снегопад внезапно прекратился, и небеса над Дептфордом просветлели, кто-то сказал: «Кажется, получилось. Светает?»
Вниз по реке по серому небу одного из последних дней года расползалось розоватое пятно.
– Нет, – ответил Хемингс, – не в том месте. Восход будет вон там, у Тауэра. Посмотри, как поблескивают его стены.
Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».
В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.
Жизнь – это чудесное ожерелье, а каждая встреча – жемчужина на ней. Мы встречаемся и влюбляемся, мы расстаемся и воссоединяемся, мы разделяем друг с другом радости и горести, наши сердца разбиваются… Красная записная книжка – верная спутница 96-летней Дорис с 1928 года, с тех пор, как отец подарил ей ее на десятилетие. Эта книжка – ее сокровищница, она хранит память обо всех удивительных встречах в ее жизни. Здесь – ее единственное богатство, ее воспоминания. Но нет ли в ней чего-то такого, что может обогатить и других?..
У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.
В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.
С тех пор, как автор стихов вышел на демонстрацию против вторжения советских войск в Чехословакию, противопоставив свою совесть титанической громаде тоталитарной системы, утверждая ценности, большие, чем собственная жизнь, ее поэзия приобрела особый статус. Каждая строка поэта обеспечена «золотым запасом» неповторимой судьбы. В своей новой книге, объединившей лучшее из написанного в период с 1956 по 2010-й гг., Наталья Горбаневская, лауреат «Русской Премии» по итогам 2010 года, демонстрирует блестящие образцы русской духовной лирики, ориентированной на два течения времени – земное, повседневное, и большое – небесное, движущееся по вечным законам правды и любви и переходящее в Вечность.