Заведение - [4]

Шрифт
Интервал

…А куда это исчезла Рамратия? Небось отправилась разносить новость по комнатам. Хоть света в окнах нет, обитатели общежития ещё долго будут обсуждать происшедшее.

Наконец Бэла улеглась. Все тело полыхало будто в огне, и ватное одеяло казалось ненужным и тяжелым, хотя на дворе стоял уже декабрь. Мелькнула мысль: почему это у госпожи Ананд, когда она злится, так неприятно выпирают передние зубы? И руками размахивает точь–в-точь как Г ори — судомойка из соседнего квартала.

— Сестрица! — это шепот Рамратии; наверно, уже успела обежать все общежитие. Бэла не откликнулась. Но Рамратию не проведешь. Она знала, что Бэла не спит. Кутаясь в старенькую накидку, Рамратия заговорила будто про себя:

— О господи! Ночь–полночь, является тут, да ещё чуть не в драку.

Бэла опять ничего не ответила, и тогда Рамратия забормотала скороговоркой:

— Глазищи‑то свои выпучила, так её и испугались! Не знаешь — не говори. «Прогоню!» — кричит. Да как у неё язык‑то поворачивается? Всю жизнь только тем и занималась, что прогоняла. Так я и испугалась! Рамратия никого не боится — ни тигров, ни бхутов[4]

Бэла чуть не расхохоталась: уж очень забавно звучало это в устах Рамратии, которая больше всего на свете боялась кулаков своего мужа.

А Рамратия, укладываясь под одеяло, продолжала:

— Сама ещё только села в это кресло, а хочет, чтобы её все слушались, как, бывало, нашу прежнюю начальницу… Да, Рам ал а — вот была человек… А ты хоть лопни — до неё тебе далеко…

Рамратия протяжно зевнула.

— «Я до вас доберусь!» — передразнила она начальницу. — Добирайся, добирайся… пока до тебя самой не добрались.

Часы пробили один раз. Сколько же это — час или уже половина второго?

Свет в комнате Аннапурны тоже наконец погас. Кашлянув раза два, Рамратия сонно засопела.

Воцарилась тишина. И только тогда в душе у Бэлы словно плотину прорвало: она беззвучно заплакала. Много дней она жила спокойно, и вот снова обида, точно ножом, полоснула по сердцу. Сколько же таких обид, больших и малых, выпало на её долю! Сжав зубы, она молча переносила каждый уДар судьбы, давая волю слезам только глубокой ночью.

…А госпожа Ананд сердита на неё с того самого дня, как села в кресло секретаря Общества, которое до самого последнего дня жизни занимала тетушка Рамала. С тех пор как госпожа Ананд стала членом правления, она не упускала случая втихомолку или публично лягнуть Бэлу: о чем бы она ни говорила, в каждом её выступлении неизменно упоминались ошибки и упущения в работе подчиненной. А уж после того как умерла тетушка Рамала и госпожа Ананд стала секретарем правления, началась подлинная травля.

…Была бы сейчас жива тетушка Рамала, Бэла, не раздумывая, помчалась бы прямо к ней — на Китченер–роуд. Терпеливо выслушав её, тетушка только покачала бы укоризненно головой. «Тот, кто пасует перед первой же трудностью, не должен связывать себя обетом служения обществу, — сказала б она со вздохом. — Никогда не забывай: жизнь — та же битва. И надо не хныкать, а драться. Лучше умереть, чем постоянно терпеть унижения»…

А Бэла терпит унижения — молча, не проронив ни звука. Только теперь, когда тетушки Рамалы уже нет в живых, переносить все это стало совсем невмоготу… Ах, тетя, тетя! Все удары и мелкие нападки ты принимала на себя… Нет тебя, и госпожа Ананд, точно бичом, отхлестала твою Бэлу…

В ответ на её жалобу тетушка Рамала только усмехнулась бы ласково: «Перечитай‑ка ты лучше «Сестру Ниведиту»[5].

Она всегда в подобных случаях советовала перечитать эту книгу, учившую трудному искусству жизни.

Да, сестра Ниведита… Бэла видит её словно воочию: на шее — четки, на лбу — красная тика, знак счастья. Образ сестры Ниведиты возникает перед её мокрыми от слез глазами.

И Бэла Гупта забывается тревожным сном.

А госпожа Ананд всю ночь места себе не находит — мечется, будто рыба, выброшенная на горячий песок…

Ну держись, Бэла Гупта! Если раньше я хотела отделаться от тебя тайком, то теперь скрываться не к чему: выгоню на виду у всех — для острастки. Да, хорошо бы отделаться от строптивой Бэлы, но как это сделать? — вот вопрос. Большинство членов правления убеждены: другого такого работника, как Бэла, не найти… Увы, нелёгкая задачка. И придраться не к чему: чиста, будто молоком вымыта, — хоть бы одно черное пятнышко нашлось, наподобие той крохотной родинки, что у неё на щеке. Старухи из правления молиться на неё готовы — смотрят, как на святую, и невдомёк им, выжившим из ума старым дурам, что никакая она не святая и в молоке её никто не купал.

…Да, «девица Бэла Кумари»! Девица‑то она девица, а мужчину познала давно, сомнения в этом быть не могло. У госпожи Ананд в этих делах глаз намётанный…

В доме госпожи Ананд в тот вечер собралась небольшая компания: из Дели приехала комиссия — все друзья мистера Ананда, и госпожа Ананд вызвала из общежития двух девушек, Анджу и Манджу, затем якобы, чтобы они развлекли друзей её дома, спели народные песни. И, приглашая гостей, она не раз повторяла: «Послушаете наши народные песни — и уезжать от нас не захочется».

«Дорогая миссис Ананд! — плотоядно причмокнув, возгласил мистер Натх, считавшийся главным среди столичных гостей. — Мы жаждем насладиться народными песнями и танцами, особенно если они будут… с продолжением. Ха–ха–ха!»


Рекомендуем почитать
Дорога в бесконечность

Этот сборник стихов и прозы посвящён лихим 90-м годам прошлого века, начиная с августовских событий 1991 года, которые многое изменили и в государстве, и в личной судьбе миллионов людей. Это были самые трудные годы, проверявшие общество на прочность, а нас всех — на порядочность и верность. Эта книга обо мне и о моих друзьях, которые есть и которых уже нет. В сборнике также публикуются стихи и проза 70—80-х годов прошлого века.


Берега и волны

Перед вами книга человека, которому есть что сказать. Она написана моряком, потому — о возвращении. Мужчиной, потому — о женщинах. Современником — о людях, среди людей. Человеком, знающим цену каждому часу, прожитому на земле и на море. Значит — вдвойне. Он обладает талантом писать достоверно и зримо, просто и трогательно. Поэтому читатель становится участником событий. Перо автора заряжает энергией, хочется понять и искать тот исток, который питает человеческую душу.


Англичанка на велосипеде

Когда в Южной Дакоте происходит кровавая резня индейских племен, трехлетняя Эмили остается без матери. Путешествующий английский фотограф забирает сиротку с собой, чтобы воспитывать ее в своем особняке в Йоркшире. Девочка растет, ходит в школу, учится читать. Вся деревня полнится слухами и вопросами: откуда на самом деле взялась Эмили и какого она происхождения? Фотограф вынужден идти на уловки и дарит уже выросшей девушке неожиданный подарок — велосипед. Вскоре вылазки в отдаленные уголки приводят Эмили к открытию тайны, которая поделит всю деревню пополам.


Необычайная история Йозефа Сатрана

Из сборника «Соло для оркестра». Чехословацкий рассказ. 70—80-е годы, 1987.


Как будто Джек

Ире Лобановской посвящается.


Петух

Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.


Джек из Аризоны

Можно попытаться найти утешение в мечтах, в мире фантазии — в особенности если начитался ковбойских романов и весь находишься под впечатлением необычайной ловкости и находчивости неуязвимого Джека из Аризоны.


Ганская новелла

В сборник вошли рассказы молодых прозаиков Ганы, написанные в последние двадцать лет, в которых изображено противоречивое, порой полное недостатков африканское общество наших дней.


Красные петунии

Книга составлена из рассказов 70-х годов и показывает, какие изменении претерпела настроенность черной Америки в это сложное для нее десятилетие. Скупо, но выразительно описана здесь целая галерея женских характеров.


Незабудки

Йожеф Лендел (1896–1975) — известный венгерский писатель, один из основателей Венгерской коммунистической партии, активный участник пролетарской революции 1919 года.После поражения Венгерской Советской Республики эмигрировал в Австрию, затем в Берлин, в 1930 году переехал в Москву.В 1938 году по ложному обвинению был арестован. Реабилитирован в 1955 году. Пройдя через все ужасы тюремного и лагерного существования, перенеся невзгоды долгих лет ссылки, Йожеф Лендел сохранил неколебимую веру в коммунистические идеалы, любовь к нашей стране и советскому народу.Рассказы сборника переносят читателя на Крайний Север и в сибирскую тайгу, вскрывают разнообразные грани человеческого характера, проявляющиеся в экстремальных условиях.