Затор на двадцатом - [31]

Он долго стоял молча, наконец выпрямился и сказал:

— Идут челны!

— Идут! — повторили ребятишки.

И все в этот момент увидели, что челны, которые до этого словно точки мелькали на озере, теперь один за другим направляются к берегу.

— Идут, идут челны! — заговорили девушки, проворно выскакивая на берег.

Подростки готовы были броситься навстречу челнам, даже пожилые рыбаки пришли к озеру.

Челны быстро приближались. Уже можно было не только увидеть людей, но и узнать их.

Прошло еще несколько минут, и челны один за другим стали носами ударяться в берег. Их подхватывали десятки рук, подтягивали к сухим местам и закрепляли у столбов.

С первого челна ловко соскочил бригадир комсомольской бригады Янка Наруть, за ним медленно вылез Антось Ивашкевич.

В челнах трепетала рыба — нарочанская селява, белорусские сельди.

— Одна мережа была совсем порожняя, — сообщил Янка.

— Опять! — послышались голоса.

— Стеречь надо!

— Поймать вора!

Антось чувствовал, что эти слова бьют его как плети, он не решался поднять глаза, чтоб взглянуть на людей, хотя был твердо уверен, что сегодняшняя кража — не отцовская работа.

Из Наносов шли телеги за рыбой, на передней ехал сам кладовщик.

— Рыбу сгружайте на подводы и везите на склад, — приказал ему Сымон Наруть, — и на этих же подводах отвезем в Купы.

Он позвал Янку и Антося и пошел вперед. Шел он быстро, парни едва поспевали за ним. Заметив это, Сымон замедлил шаг.

— Значит, одна мережа снова была порожняя? — спросил он.

— Подчистую кто-то обобрал, дядя Сымон… — добавил Антось.

— Так.

— Только, дядя Сымон… это не его работа. Это не он.

— Про кого ты говоришь?

— Понятно — про кого. Про отца.

— А я разве говорю, что это его работа?

— Нет. Но вы думаете. А мы с Янкой целую ночь за ним следили.

— Возле хаты? Ну, я это знаю.

— Он из хаты никуда не выходил.

— За вором следят не возле хаты, а там, где он будет красть. Ты не обижайся, Антось, я не говорю, что твой отец вор.

— Дядя Сымон! — горячо заговорил Антось. — А я говорю, что он вор, это так. Прошлой ночью он мережу около Трех сосен очистил.

— Ну там и было всего килограммов пять-шесть, — усмехнувшись, сказал Сымон.

— Эх, дядя Сымон, — вспыхнув, чуть не крикнул Антось. — Я его сам поймаю!.. Я ему вчера все высказал! Он мне тоже кое-что сказал. Не толкай меня в бок, Янка, я все расскажу.

— Мне много говорить не надо, Антось, ты лучше Янке расскажи обо всем. А то, что тебе отец что-то обидное сказал, то и ему, вероятно, от твоих слов было не особенно сладко.

— А я все равно его поймаю!..

— Ну ты больно не горячись, Антось. Тебе за отца обидно — верю, а мне товарища разве не жалко? Как ты думаешь?

— Какого товарища, дядя Сымон?

— Своего товарища. Ну скажем, тебя. Потому мы и поставим охрану. Комсомольскую охрану. Как думаешь, Янка? — спросил он у сына.

— Правильно, тата! — ответил ему Янка.

— Ну вот и выдели на ночь трех человек. И Антося — тоже.

— Я и сам пойду! — обрадовался Янка. — За день отоспимся, правда, Антось?

— Еще как отоспимся за такой день! — ответил Антось и почувствовал, что стало легче на душе.

Подойдя к конторе, Сымон Наруть остановился.

— Идите, хлопчики, отдохните. Если отец дома, Антось, скажи, чтоб пришел ко мне в контору. А если нет, не беспокойся, я его сам найду.

* * *

Степан Ивашкевич в это время уже сидел в конторе. Он пришел сюда около часа назад, вдруг остро почувствовав свое одиночество.

Тут и застал его Сымон Наруть.

— А я тебя ищу, Степан, — сказал Сымон, пожимая ему руку.

Эти слова встревожили Степана, и он немного отодвинулся от стола.

— Так вот, я тут…

— А чего же ты отодвигаешься? Придвинься ближе. Придвинься и скажи, чего ты от людей прячешься?

— Почему, Сымон?

— Вот я и спрашиваю: почему?

У Степана забилось сердце. Он покраснел. Но Сымон словно не замечал этого и продолжал:

— Если человек прячется от людей, у него, видно, темно на душе. Боится он людей. Правильно, Степан?

— Я не прячусь от людей, Сымон… А что на озере меня не было, так там мой сын… Сегодня, когда я встал, его уже и след простыл.

— Знаю. Однако и тебе от работы увиливать не следует. Ты в последнее время даже не интересуешься, как идут у нас дела, каков улов рыбы.

— Я не увиливаю, Сымон… Ты меня как работника знаешь?

— Знаю. Вот тебе задание: сегодня повезешь рыбу на сдаточный пункт в Купы. Пошла селява, Степан!

— Пошла! Давно так не шла!

— Сегодня особенно богатый улов. Вот ты его и повезешь. Ответственным.

— Браточек, Сымон! — вскочив с места, воскликнул Степан.

— Ответственным, Степан, ты учти это. Это я не от себя так говорю: партийная организация назначила тебя ответственным.

— Поверь, Сымон! Сдам до одной рыбки.

— Заранее верю. Сегодня рыбаки заметили: одна мережа была не только вытряхнута, но и порезана.

Степана бросило в жар от этих слов.

— Сымон, поверь мне! Не я…

— А кто же говорит, что ты!

Степан помолчал, склонив голову, не решаясь поднять глаза на Сымона. Потом заговорил, превозмогая стыд:

— Я знаю, ты думаешь, что это я. Было, не таюсь перед тобой, было. Но сегодня не я. Разве же я такой!.. Нет, Сымон, не такой я.

— Чудак ты, Степан. Если б мы были уверены, что это ты, по голове бы тебя не погладили.