Затор на двадцатом - [29]

Не в силах больше выдерживать, Антось выбежал во двор. Стыд жег его. Это было хуже, чем там, на комсомольском собрании. Слова отца резанули его по самому сердцу, без жалости… От одной мысли, что он хотя и невольный, но соучастник преступления, стало страшно.

Справлялись эти сапоги долго. Сначала отец принес голенища. Был он тогда подвыпивши, все нахваливал товар. Ощупывал, тянул, щелкал от удовольствия языком. Потом появились передки и подклейки, позже — стельки и подошва. И все это — вильнюсский товар — первый сорт, и при том куплен очень выгодно. Почему же тогда Антось не подумал, что сапоги приобретаются за украденную из артели рыбу? Разве не знал, что отец занимается этим? Знал. Зачем скрывать, — знал…

* * *

Испокон веков холодная лесная речка, глубокая и полноводная, несла свои воды в озеро. Каждый год во время больших дождей и весенних паводков вместе с водой принимала она богатую дань — песок с крестьянских нив, с размытых своих берегов, и откладывала его в своем устье.

Так образовался у берега озера песчаный полуостров. С каждым годом он рос и все дальше врезался в озеро.

Шли годы. Постепенно редел лес, высыхали болота, мелела речка. Так с течением времени превратилась она в мутный ручеек, который терялся в болотах, не в силах докатиться до озера.

Но работа речки осталась — это песчаный полуостров, который люди назвали Наносами. Он был виден издалека, голый и пустынный, как огромная лысина. Никому не был нужен этот кусок земли, окруженный с трех сторон водою.

Первым на полуострове поселился Рыгор Ивашкевич, Антосев дед, безземельный батрак, выгнанный паном за непокорность. Имея суровый самолюбивый характер, Рыгор никак не уживался с панами. А деваться было некуда. Он и построил на Наносах хатенку, похожую на баню, и поселился в ней с семьей. Сбоку пристроил хлев для коровы. Сам он изредка заглядывал сюда, все время проводил на заработках.

Земля была своя и не своя — на Наносы еще не нашелся хозяин. А вода вокруг и совсем чужая. Но Рыгор не любил озеро. Вечный безземельник, он мечтал о земле, а не о воде. Сыновья его, в том числе и Антосев отец — Степан, выросшие у озера, полюбили воду. Они стали заниматься рыболовством. Нанимались к арендаторам, ловили для них рыбу. Заработка, однако, на жизнь не хватало, приходилось заниматься браконьерством, воровали при каждой возможности, ловили тайком. Надо же было как-то жить.

В соседство к Рыгору приткнулся такой же безземельный горемыка Язеп Наруть, а спустя несколько лет на полуострове выросла деревушка из десяти хат и приняла название — Наносы.

С годами деревушка росла и расширялась. Она уже вылезла за пределы полуострова, ей стало тесно на нем. Да и сам полуостров изменился, стал уютным и красивым. Сначала зелеными пятнами появились у хат грядки лука, капусты и огурцов, потом — огородики с картошкой и даже горохом. Берега озера поросли осокой и тростником, на улице закудрявились молодые березки, распушились клены и липы, зацвела возле хат сирень. Чего только не сделают с землей человеческие руки, даже с такой землей, как наносовские желтые пески!

И хотя хатки были маленькими, но среди зелени и они выглядели приветливыми и красивыми.

Прошло уже то время, когда наносовцы работали на панов и арендаторов. Своя теперь рыболовецкая артель в Наносах. И Наносы уже не те. Вместо подслеповатых хибарок стоят теперь красивые дома, крытые шифером.

Люди тут рослые, сильные, как дубы. Приятно смотреть, когда они вытягивают мережи и сети. Сколько красоты и умения в их движениях! Сколько гордости в них, когда, собравшись вечером у артельной конторы, они дымят трубками и самокрутками и рассуждают о делах своей артели.

Но осталась еще плесень в душах некоторых людей, и смотрят они на озеро и на артель по-старому.

…Степан Ивашкевич проснулся вовремя. Это уже была привычка, выработанная годами: вставать тогда, когда нужно. Но сегодня он проснуться проснулся, а встать не мог. Вспомнился вчерашний вечер, гневные слова сына, упреки жены.

Правда, и сегодня его тянуло на озеро. Чувствовал: труд не был бы напрасным. О том, что его могут поймать, не думал. «Панские сторожа и полицаи ловили, но поймали ли? Фигу!» Те были настоящими собаками-ищейками и то не могли набрести на след, так ловко их обманывал Степан Ивашкевич. Только один раз, когда заняли все выходы и чуть не окружили, пришлось махать через все озеро и у самого Мяделя ткнуться в берег. Степан усмехнулся: «Побегали тогда полицаи. А других и ловили, и наказывали, и штрафовали, и судили. Эх, жизнь была горькая».

Словно гвоздь воткнули ему вчера в совесть, и он трет там и чешется, как короста.

О том, что люди говорят и знают о его проступках, Степан уже давно догадывался. Почему же до сегодняшнего дня его не так обжигало? Удивительно. Раньше, при польских панах, когда собирались мужики, только и разговоров было, кто ловчей смог наловить рыбы, или украсть из невода, или обмануть скупщика, или спрятаться от сторожа. Этим все гордились. И Степан Ивашкевич был первым человеком в Наносах. О нем рассказывали были и небылицы, с него брали пример. Тогда свой наносовец под пытками не выдал бы браконьера или вора. Наоборот, помог бы, спрятал бы.