Валерий подышал. Грудь сдавило судорогой, как будто не хватало воздуха. Но в голове стало проясняться, а вскоре исчезло и чувство тяжести. Тогда он допил морс до конца и начал есть.
— А почему он соленый? — спросил деда.
— Кто. Морсик-то? А каким же ему быть, интересно? Он всегда соленый. Может еще грибочков?
— Спасибо. Сыт я уже, да и нельзя мне объедаться. Сколько дней не ел, совсем не помню.
Дед согласно хихикнул:
— Ага! Было такое. Летось забрел тут скитунь один. Сказывал: девять дней не емши. Говорили ему, не кушай много, но он с топором был. Да такой суемный — страсть! Всех разогнал и стал объедаться. Ан зря видать — рот раззявил и хлоп… сдох. Одно приятно — не мучился. А уж мы потом… — Женщина стукнула чем-то в углу. Дед вздрогнул, спохватился, перекрестился и опять заулыбался гостю.
— Полегшало?
— Да, спасибо большое, спасли вы меня, — Валерий с трудом приподнял голову.
— Ну, приляг, коли сидеть тяжко.
— Нет-нет, я уже в порядке. Вас-то как звать?
— Ее, вот, Лида, а меня кличут Сомом. Сом, значит. Такое, вот, имя. — Дед озадаченно, и как бы извиняясь, покряхтел.
— А что это за деревня. Куда я попал?
— Деревня? Да… Деревней и зовется… Х-м-м…
— Автобус сюда ходит?
Старик стрельнул глазками на женщину, потупился.
— Нет? А машина у кого есть? Я рассчитаюсь. Деньги, вот, целы…
Дед вскочил и поставил бутылочку на полку. Он явно нервничал, даже руки дрожали.
— Неужели никакого транспорта? Мне же домой завтра надо.
— Домой? Ну, и тут можно жить… Мы живем, вот, и никуда уходить не собираемся. Да и зачем? Здесь, поди, самое лучшее место в едмищах. Землица паханая, ухоженная… А может тебе в баньку сходить? Я намедни как раз стопил. Мы с Прошкой помылись тока что. Он домой пошел, а я об тебя споткнулся. Радость-то, какая! Еще один человек… — Женщина опять чем-то стукнула. Дед снова вздрогнул, но тут же заговорил: — Сходи-сходи. После усталости болотной очень доброе оно дело — помыться, попариться. И Лидку с собой возьми. А то она Николая ждала, да он в едмищах где-то запромышлялся. Видать севодня и не явится. Лидка тут и разнылась, мол, спину потереть некому. Сказала, что и мыться тода не будет. Да…
Валерий удивленно слушал.
— Идите, идите. Все новые поначалу стясняются, а у нас так… Народу мало, и нече тут стясняться. Скоро попривыкнешь.
Женщина полезла под полати, выдвинула сундук, достала полотенце.
— Пойдем уж, что ли. — Она направилась к двери.
Гость растерянно посмотрел на деда.
— Иди, не обижай девку. И спину ей потри. Не убудет от тебя с этого.
«Старообрядцы, наверное, — пришла в голову единственная здравая мысль. Когда-то Валерию приходилось слышать о совместных помывках в бане в староверческих селениях. Все это казалось и странным и забавным. — Расскажу друзьям — не поверят». — Он встал с лавки и пошел за женщиной.
В предбаннике было темно. Они разделись. Женщина толкала его в спину, направляя в нужную сторону.
— Пригнись только, а то низко очень. Голову ушибешь.
— Да как же тут мыться, — забормотал Валерий, — тьма кромешная.
— Сейчас свечку зажгу, — проговорила женщина. Она пошерудила чем-то в топке, подула на угли, поднесла к ним свечку. Кисть руки у нее была тонкая, изящная. Вспыхнул фитиль. Валерий дернулся от удивления, стукнулся головой о потолок.
— Низко тут, — посочувствовала хозяйка, прикрепляя свечку к деревянной колоде, — зато тепло и дров мало надо. В деревне лес не рубят, а издалека тяжело таскать.
Гость молчал, с изумлением рассматривая хозяйку — девушку лет шестнадцати-семнадцати.
— Мойся, — подбодрила его Лида, наливая воду в деревянное корыто. — Вот мыло.
Валерий ополоснулся и стал намыливать бока и руки. Замер, заметив, что мыло не мылится, а покрывает тело чем-то голубоватым.
— Что это? — изумился он.
— Да глина такая, хорошая глина. Не бойся. Ополоснешься и будешь чистым. Возьми мочалку. — Девушка протянула ему сплетенный замысловатым способом пук длинного слегка колючего мха. Гость озадаченно покачал головой. Лида натерла свою мочалку глиной и стала намыливаться.
— Лезь туда — попарься, погрей коленочки, — кивнула она в сторону полка.
Валерий стегал себя веником, а сам все посматривал на Лиду. Та не стеснялась, не отворачивалась. Фигурка у нее была складная, не по-деревенски стройная. И очень милое, просто волшебное личико.
— А теперь мне спину потри.
Он суетливо спрыгнул с полка, осторожно повел мочалкой по гладкой мокрой коже.
— Да сильней три, сильнее. Вот так! И попу.
Неожиданно он почувствовал, что возбуждается. Резко присел, прикрывая ногами свою неловкость.
— Что с тобой? — удивленно проговорила Лида. В ее глазах промелькнула тревога. — Живот кольнуло? Может, объелся?
— Да… Что-то такое…
— Помять надо. Давай-ка я. — Лида решительно приступила к делу. — Да распрямись, ты. Свернулся, как ежик — мне же неудобно. — Девушка потянула парня за ногу. — Ой! Что это? — Она отдернула руки. Ее рот раскрылся от удивления и интереса. Лида хлопнула кончиками пальцев по его вздыбившемуся … и засмеялась. Подняла глаза. — Ребеночка хочешь? — спросила с довольной ухмылкой.
Гость озадаченно покряхтел.
— Рано мне ребеночка еще. Дед Сом не велит. Вот через годик можно будет. Тогда… если захочешь… — Лида стала ополаскиваться. Набрала воды и для Валерия. Окатила его из корыта и опять щелкнула пальцами по непослушному зверю. — Ложись. Нельзя еще. Рано. Маленькая я, говорят тебе. — Лида погрозила пальчиком. — А ты, красивый… — Девушка пододвинулась поближе и стала всматриваться в лицо гостя. — А вот Николай мне не нравится. И уйти он, по-моему, хочет. С Мисосом шатается. С дурачком этим. Все бродят они по едмищам, бродят… наверное, дорогу ищут. И дед Сом и Прошка давно бы… — Лида вдруг спохватилась, прервала монолог, искоса глянула на изумленно слушающего Валерия. Погрузив руки в воду, начала переливать ее из ладошки в ладошку.
