Затерянные в Чарусах - [26]

— Ты что-то хотел еще спросить, я чувствую. Говори.

И Валерий словно очнулся. В его мозгу все еще мельтешили обрывки воспоминаний, но уже появились четкие мысли, хотя процесс их возникновения происходил как бы параллельно первому. Он потряс головой и заговорил глухо, но связно:

— Слушай меня: я не собираюсь жить в вашей деревне. Мне очень интересно здесь, но я хочу домой. Ты же когда-то пытался выйти из болот?

Николай молчал.

— Помоги мне. Если не знаешь, как это сделать, расскажи хотя бы о путях заведомо невозможных. Мне не хочется повторять чужие ошибки. Учти, Лида хочет, чтобы я остался, и собирается завести детей. От меня. Она сама говорила.

— Она каждому это говорит.

— Ладно, это не главное. Но, ты единственный, кто может мне помочь. На остальных у меня надежды нет.

С лица Николая вдруг начала сползать маска невозмутимости.

— Я не сумел выбраться и не знаю никого, кто бы это сделал успешно.

— И все-таки расскажи об этих… других.

— Был такой, Алексей. Корреспондент, кажется. Они вместе с профессором сюда притопали. Здоровенный парень. Несколько дней носился тут, как угорелый, с фотоаппаратом, приставал ко всем, расспрашивал… Потом набрал еды, воды и решил искать выход. Деревенские смеялись, грозились, — то ли шутя, то ли серьезно, но его ничего не остановило. Вернулся через три дня. В жутком состоянии, смертельно уставший, измученный, доведенный почти до сумасшествия кошмарами. Его отпоили морсом, он оклемался и опять ушел. Долго бродил, пока не увяз в трясине. А они смотрели, как он тонет, и не помогли. Вытащили мертвого. Сом сказал — съели…

— Это правда, или местечковый юмор?

— Не знаю. Я живу здесь давно, и сам до сих пор не разобрался во многом. Однако одной вещи ты еще не видел. Массового психоза, который случается редко, но… — Николай сглотнул слюну, — метко. Не дай бог тебе это увидеть. Причем причиной этого можешь явиться только ты сам.

— Опять черные загадки, — нахмурился Валерий. — Но взглянуть интересно.

— Попытаешься отсюда сбежать — увидишь.

— Совсем запугал, — решил пошутить пленник деревни. — Объясни, что к чему и внятно, а я постараюсь вести себя правильно.

— Объяснил бы, но не вижу как. Я сам не знаю причин многих местных явлений. Расспрашивать кого-либо бесполезно. Одни скажут так, другие над этим пошутят, третьи выдвинут собственную теорию. Например, профессор уверен, что виною всему болотные испарения и дурман, источаемый багульником. Где правда, где фантазия — никто не знает.

— Никто?

— Тот, кто знает — помалкивает. Или давно умер.

— Кто еще уходил из деревни?

— Мать Лидии. — Николай нервно засмеялся. — Тоже съели…

— А отец ее кто?

— Лидии?

— Ну не матери же…

— Сом, конечно.

Валерий с трудом переваривал новые сведения. Вопросы еще оставались, но ответы не радовали. Полезной информации — ноль, зато жути всякой…

— А вот и вездеход, — сказал Николай.

Они подошли к яме, заполненной черной водой.

— Сом с местными эту яму рыли. За день не выкопали, а ночью вода подошла. Сом сказал, что постепенно глина разжидится, и вездеход сам в яму ухнет. Больше десятка лет прошло. Пока не ухнул. Хотя уже накренился. — Николай вцепился руками в дугу кузова и попытался раскачать машину. — Ладно, пусть стоит…

— Зачем им понадобилось топить вездеход?

— Непонятного боятся. Что непонятное, то от дьявола. А дьявола с глаз долой. Хотя… — Бывший водитель вездехода усмехнулся недобро. — Не в дьяволов ли мы тут все верим? Там у нас, помнится, один Бог был, а здесь… — Николай поморщился. На его лбу выступила испарина. Глаза округлились, словно от испуга, но тут же заволоклись тупым равнодушием, и он продолжил говорить, как ни в чем не бывало: — Да… о чем это я? Топили, но… не утопили. А потом и привыкли. Ни зла, ни добра от него нет. Так и стоит.

— Как же ты здесь оказался?

— С геологами работал. Напился самогону, ну и выпендрился. До сих пор не понимаю, какой бес в меня тогда вселился. Гнал, пока бензин не кончился. На этом самом месте мотор и заглох. И никак до меня не доходит, как вообще я сюда доехал. Ведь топи кругом, а по трясине эта машина не ходит.

— По следу выйти не пробовал?

— Пробовал. Но не сразу. Меня кошмары мучили, я только через несколько дней оклемался. В общем, не нашел я следов. Как будто мой вездеход по воздуху летел. А может, следы и были, да не видел я их…

— Как это?

— А вот так. В этих болотах и не такое бывает.

— Какое такое?

— Всякое. И страшное и удивительное.

— А больше не пытался выбраться?

— Второй раз решил уйти зимой. Рассудил просто: след в снегу виден отчетливо, значит, меньше шансов сбиться с верного направления. Выбрал время безветренное, чтобы без метели, и пошел. Зря пошел. Нельзя зимой отсюда выйти. Летом надо, в засуху.

— Почему?

— Трясины зимой не видно. Она снегом засыпана и не везде замерзает. Есть такие места, вадьи называются. Летом это окошки в трясине, в них и трава не растет почему-то. Хотя, помнится, далеко я ушел тогда. Умудрился как-то… Только они меня все равно отыскали. Сзади, что ли, шли? До дому дотащили в шкурах. А потом такое началось, такие глюки!.. Нет, не хочу вспоминать. Но уши я отморозил.

— Мисос говорил: тебе их отрезали.