Зарницы грозы - [21]

Облачившись в особую бронь, воевода и навы сели на рарогов. Птицы поднялись в воздух и пропали в лиловом небе. Далеко вверху прощальной звездой блеснуло волшебное кольцо Финиста.

Глава третья

Былину о Садко Баюн прекрасно помнил. Даже странно, что раньше в голову не пришла. Только былина — не обязательно быль: где в ней правда, где сказка, поди пойми.

Рысь бродил по Навьему царству. Ему не мешали. Среди нав быстро разлетелась весть, что пятнистый зверь с поверхности — друг маршала Финиста. А маршал Финист известно кто: последний защитник Нави, не отступившийся, пока гибли все прочие. Навы даже спрашивали Баюна, каково это было, когда Бориска бил из пушек по Речному дому, и рысь устал объяснять, что он тогда еще не родился.

В былине, думал Баюн, Садко угодил к подземному царю, потому что тому понравилась его игра на гуслях. Правда, потом Садко отпустили... А вот отпустили ли? Догадка шевельнулась у рыся в уме, и он начал расспрашивать нав. Имя «Садко» было им незнакомо, но наконец один, белый от старости, переспросил:

— Цардок, что ли? Министр культуры?

— Я таких слов не знаю, — сказал Баюн. — Садко человек.

— Цардок тоже был человеком. Его повысили до навы за особые заслуги. Он, можно сказать, отец всей нашей музыки.

— Его можно увидеть?

Нава фыркнул:

— А рарога можно голыми руками поймать?

— Иван ловил, — сказал Баюн, имея в виду былину о Жар-Птице.

— На то он и Дурак, чтобы ему везло! Ну ладно. Раз уж ты друг маршала, можешь попробовать. Министерство на Подковерной.

Улицы здесь не только выглядели — они и назывались так же, как в Лукоморье. Нужное место Баюн нашел почти без труда. Это люди запоминают, как выглядят дома и деревья на пути, а маленькие кошки помнят саму дорогу. Рысь только жалел, что пришел без подарка. Если министр культуры — это важный человек, вроде царского дьяка, ему полагается поклониться гостинцем да соболем. А без этого может и не пустить дальше порога. Однако, услышав имя Финиста, стража дала Баюну войти. Правда, зачем-то его всего обхлопали, даже зубы и когти проверяли на остроту.

— Документы есть? — спросила нава в приемных покоях. Она сидела перед дверью к Цардоку и двигала пальцем какие-то картинки в волшебном зеркальце.

— Что есть?

Нава закатила глаза.

— Бумаги твои, дикарь! Грамоты, или как они там! Сколько вас ни учили, а вы как были животными, так и остались! Откуда мне знать, от Финиста ты, от Всеслава, или, может, от самого Микки Мауса!

— Усы, лапы да хвост — вот мои грамоты, — сказал Баюн. — Я ищу Волха Всеславича. От меня зависит теперь судьба Тридевятого царства, и Навьего тоже. Как вы без Волха хотите заморского демона останавливать?

Нава поджала губы и постучала по столу раскрашенными когтями.

— Многие искали, теперь их самих не найти. Глупо это. Надо знать свое место, иначе общество рухнет.

— И вы туда же, — обиделся рысь. — Всяк свою трусость оправдывает так, что она едва ли не благородной кажется. У Волха бы не отсиживались, верно? А вот сейчас Вий к вам нагрянет — сами пожалеете, что медлили.

— Голова от тебя болит, — вздохнула нава. Она наклонилась к блюдцу с яблочком и произнесла: — Господин Цардок, к вам посетитель.

Баюн ни за что бы не узнал Садко: нава навой, с крыльями и всем. Правда, глаза немножко другие. Человечнее. У нав они холодные, как у рыб. И речь его другая, не навий слог, который порой едва понимаешь.

— Здравы будьте, — поклонился рысь. — Светлый Князь Всеслав меня к вам послал.

— Светлый Князь? — удивился нава. — Прежде он все больше с мечом к нам приходил, а теперь и вовсе не ходит.

— Время настало страшное. Если старые распри не придержим, погибнем все. Я кот... тьфу... рысь Баюн. А вы Садко-купец?

— Был Садко, — задумчиво сказал Цардок. — Теперь я главный надо всеми навийскими песенниками. На том и богатство мое стоит. Лубков мы не рисуем, былины редко складываем — зато музыка свята для нас. Сам владыка Волх ее благословлял.

— Вы его правда видели? — спросил Баюн.

— Старика-то? Видел — вот как тебя сейчас. Жуткий он был, словами не описать.

— Я должен его найти. То есть, не самого Волха, а его преемника. Ну, то есть, он тоже Волх...

— Уцелевшего Всеславича... За тяжкое дело ты взялся, рысь.

— Не по своей воле, — ответил Баюн.

— Видел я и ту битву, — проговорил Цардок. — Мы, навы, тоже биться можем, но при живом Волхе нашим делом было его силой напитывать.

Он закрыл глаза. Как объяснить тому, кто впервые в пекельном царстве, что такое здешние сражения? Вспышки пламени, грохот и гром, алые лучи, режущие плоть и бронь, боевые ящеры в шипастых латах, железные самоходные големы. Нет бегущих — всех держит могучая воля владыки, и только если он падет, навы смогут брызнуть с поля. Потому стоят насмерть и идут прямо в огонь, покоряясь безжалостному демону. А высоко над ними заслоняют небо громадные, ужасные тени, рвут друг друга, сплетаясь в свирепой борьбе, и черная их кровь выжигает землю дотла.

— До последнего Волх боролся, — сказал бывший Садко. — Очень уж крепким был старик, да и мы старались. Но неравными оказались силы. Демон Заморья у меня на глазах вырвал сердце Волха. А до того вспорол ему живот, чтобы уничтожить преемников. Только один из змеевичей ускользнул. Остальные трепыхались, а этот сразу смекнул, что Навьему царству конец приходит. На запад ушел, да только где его искать там? Может, уже и сгинул.