«Запомните меня живым». Судьба и бессмертие Александра Косарева - [104]

У Блохина биография человека, какие всегда нравились Сталину ввиду своей прозрачности и немудреной судьбы.

Блохин, на восемь лет старше Косарева, происходил из бедных крестьян Владимирской губернии. В Гавриловском его помнили как пастуха, был каменщиком в московской артели, воевал с немцами в Первую мировую, потом в Красной армии Троцкого. Попросился в чекисты, в расстрельную команду, где азартно и даже как-то с любовью убивал русских офицеров, иконки целовать подносил.

Эту любовь к своему делу заметили, и с 1926 года Блохин стал комендантом ОГПУ-НКВД. После чего он 30 лет (тридцать!) руководил расстрелами.

Ну и сам себе в удовольствии не отказывал, тоже расстреливал.

История чекистов-большевиков знает только одного палача, который так вдохновенно подходил к своей службе! Другие спивались, сходили с ума, попадали в дурку или умирали от алкогольного цирроза. Только не Блохин! Он поистине наслаждался процедурой!

Он где-то заказал униформу по своему эскизу. И ему специально пошили (за его счет!) кожаные брюки, кожаную же куртку, перчатки до локтей, похожие на краги, кепку с длинным козырьком. Василий Михайлович готовился к работе не спеша, одевался, любовался собой перед зеркалом, проверял «Вальтер» и шел на работу.

— А почему «Вальтер», Василий Михайлович? — спрашивали подчиненные.

— Дык объем работ какой! Токарев перегревается и его клинит. «Вальтер» никогда! Ладно, приведут тридцать, пятьдесят человек, это, считай, две-три обоймы. А бывает и двести! Тогда как?..

Если бы ни в чем не повинных людей — впрочем, повинных лишь в том, что им выпало жить в эпоху Сталина! — не закапывали как в скотомогильнике, а хоронили по-человечески, то, думаю, кладбище людей, застреленных только Блохиным, было бы не меньше, чем старое Ваганьково… Сплошные, до горизонта, ряды могил…

Однако же Блохин, как ветеран революции и Гражданской войны, иногда перед ноябрьскими надевал форму, садился в подаренную ему «Победу» и ехал к пионерам.

Там он рассказывал детям о боевом пути. Впрочем, о боевом пути до того момента, пока Феликс Эдмундович не предложил ему оригинальную службу. И пионеры рассматривали боевые награды на кителе генерал-майора: орден Ленина, целых три — Красного Знамени, Отечественной войны первой степени, череду всяких медалей.

А именные золотые часы! А именное оружие!

В этом кителе палач стоял возле гроба своего кумира Сталина в Колонном зале в марте 1953 года, тащился за лафетом на Красную площадь. Он очень горевал. Говорят, плакал натурально.

А как же не горевать и не плакать? Ушел главный работодатель! Ушел тот, на кого он молился, потому что именно покойник однажды раз и навсегда навел порядок в его голове — как, кстати, и в головах тысяч своих подданных! Подмел самосознание, как метлой! Сделал жизнь осмысленной. Придал железной уверенности в том, что не казнит он, а карает. Не истребляет, а избавляет советских людей от нечисти, которая не желает идти к светлым далям за Сталиным.

И вот когда перестреляют всех, перевешают, передушат в газовых фургонах, забьют кирками в лед на Колыме, тогда и наступит счастье народное. Пусть даже, как говаривал Бухарин, придется половину истребить. И самого Бухарчика пустили в расход.

Сталин умер. Что с Блохиным будет теперь? Никакие кровавые мальчики у него в глазах не бегают, никакие мертвецы с ним по ночам беседы не ведут, нервы крепкие, всё в порядке. А вот сердце пошаливает и гипертония заела — почитай, вёдра водки выпиты за службу.

Пришел Хрущев, уволили старого палача «по состоянию здоровья». Думал, может быть, еще вызовут, когда для особо сложных поручений, но никто не звонил. А в 1954-м пригласили Блохина на Лубянку, допросили всячески, подивились необычной жизни. Мог бы книжку написать, будь грамоте обучен.

Шла оттепель, борьба с культом личности.

И тут Василию Михайловичу нанесли оскорбление безмерное.

Кто бы не обиделся? Тридцать лет верой и правдой-согласно утвержденному плану и по первому же вызову уничтожал врагов! А его, оставив, впрочем, цацки на кителе, лишили погон генерал-майора. И написали, что отняли погоны, поскольку Блохин «дискредитировавший себя за время работы в органах… и недостойный в связи с этим высокого звания генерала». И вместо персональной пенсии союзного значения дали обычную, гражданскую.

Да он бы и так на нее прожил, много ли нужно старику? В пятьдесят четвертом Блохину было уже под шестьдесят. Дачка, рыбалка, гречка. Но был нанесен чудовищный удар по самолюбию его.

И тут он решил, что эпоха палачей закончена.

По-моему, он ошибся. Но таково было мнение Василия Михайловича Блохина, палача Александра Косарева, а также еще сотен честных людей, прославивших свою страну.

И зимним днем, в феврале 1955 года, он все-таки надел китель с погонами генерала, выпил напоследок стакан водки и засунул ствол своего именного оружия в рот…

А в феврале тридцать девятого, 23-го числа, шестнадцать лет назад, он еще как раз гордо натягивал набекрень свою знаменитую кепку перед зеркалом, чистил семизарядный «Вальтер», заталкивал в магазин патроны. Готовился к казни очередного очень известного в стране человека — Александра Васильевича Косарева. Ему нужен был один, ну два, но Блохин всегда имел полный магазин, на всякий случай.