Записки русского тенора. Воспоминания, заметки, письма - [25]

А. С. Пушкин

Одни пишут книги, потому что хотят прославить своё имя, другие — для заработка. Мне же хочется сказать то, что завтра может быть забыто, а сегодня, пожалуй, уже и забывается. Когда говоришь сейчас с молодёжью, они с недоумением впервые слышат имена тех, кто пел в опере или на концертной эстраде в 30-е годы XX века. Звукозапись донесла до нас голоса тех, кому сейчас 70–80 лет. А что же было до них? Почему никто не скажет, что между Собиновым и Козловским были Сергей Юдин и Александр Алексеев? А между Неждановой и Держинской, с одной стороны, и Олейниченко и Вишневской, с другой, были и Межерауп, и Жуковская, и Бышевская, которые имели очень много положительных качеств, а в отдельных партиях были неповторимы. Некоторые певцы блеснули, как метеоры — вспыхнули и погасли. Их забыли… Несправедливо!

Прежде чем писать о том, что происходило в оперном искусстве и на концертной эстраде до 1930 года, я хочу вкратце сказать о тех певцах, которые к этому моменту уже были уходящими, но с которыми так или иначе (то есть в качестве партнёра или слушателя) пришлось встречаться.

Начну с тенора Андрея Марковича Лабинского, певшего в Мариинском и Большом театрах. Впервые я услышал его в 1926 году, когда он приезжал на гастроли в город Сердобск Пензенской губернии, где я тогда жил. Помню красивый, несколько матовый звук, отличное пиано. Лабинский был уже немолодым. На концерте он с большим успехом спел романс Дубровского и — особенно хорошо — посвящённый ему композитором С. Кашеваровым романс «Тишина». Позднее мне пришлось и выступать вместе с Андреем Марковичем на радио (в концерте памяти Собинова 18 октября 1934 года), и даже бывать у него дома. Жил он напротив Библиотеки имени В. И. Ленина, рядом с Музеем М. И. Калинина и трагически погиб в одну из бомбёжек Москвы в августе 1941 года. Боясь переходить улицу, чтобы попасть в метро, он и жена его пошли в бомбоубежище в своём доме. Бомба попала именно в это убежище и не убила их, а засыпала обломками дома.

Допевал свои последние спектакли героический тенор Александр Матвеевич Матвеев. В Сокольниках, в Парке культуры и отдыха был «круг», на котором была эстрада, где проходили симфонические концерты с участием лучших артистических сил. Летом 1929 и 1930 года в этих концертах исполнялся вагнеровский репертуар. Матвеев исполнял знаменитую сцену ковки меча, арии Зигфрида и Зигмунда, сцены с Миме (Александр Перегудов), причём эти почти непосильные сцены были ему по плечу. Матвеев — настоящий крепкий тенор, и наряду с удачными у него бывали и не вполне удачные выступления. Но кто из теноров обойдётся без срыва! В последующие годы Матвеев постоянно пел в Передвижной областной опере в Москве, во главе которой стоял знаменитый Василий Петрович Дамаев, который сам уже не пел, а был только директором. Наибольший успех имел Матвеев в эти годы в партии Элеазара в опере Галеви «Дочь кардинала» («Жидовка»). Кроме Матвеева, в этом коллективе я помню теноров Дмитрия Ивановича Волкова и Анатолия Матвеевича Вильскера. Оба эти певца — крепкие лирико-драматические тенора.

Мелькнул и исчез тенор В. М. Бригиневич. Он пел в Большом театре Радамеса, Хозе, Самозванца, Германа, но, несмотря на нужду в драматических голосах, в театре не удержался.

Допевал свой век Михаил Аркадьевич Пумпянский. Этот человек никогда прежде не думал о карьере оперного певца. Богатый человек, владелец медных рудников на Урале, он от избытка средств в дореволюционное время ездил в Италию, где обучался пению и общался с крупнейшими итальянскими певцами прошлого — Мазини, Карузо. После революции это пригодилось, и Михаил Аркадьевич стал певцом, а затем поступил в Большой театр. Он сам рассказывал мне о себе. В его певческой судьбе было два этапа: первый, когда он всё время «пускал петухов», и второй, когда он нашёл свой правильный звук, каким и пропел до 1930 года. В конце 20-х Пумпянский исполнял в Большом театре Баяна и Финна, Садко, Старого Фауста, Самозванца, Голицына, Синодала, Вальтера в «Нюрнбергских мейстерзингерах». Голос Пумпянского — звонкий металлический тенор несколько горлового оттенка. В конце 30-х-начале 40-х Пумпянский был вокальным консультантом Большого театра, преподавал и проходил партии со многими тенорами.

Ещё об одном драматическом теноре Большого театра надо сказать — это Михаил Венедиктович Микиша. Я не помню спектаклей с его участием, но знаю, что он был первым Иродом в «Саломее» в Большом театре, где пел также Канио, Радамеса, Хозе, Каварадосси, Самозванца, Голицына и Германа. Он по совету Собинова пел только драматический репертуар. В 1931 году оставил работу в Большом театре и переехал на Украину, где пел в Харькове и Киеве и преподавал (среди его учеников Зоя Гайдай, солисты Большого театра Надежда Чубенко и Антон Григорьев).

Из лирических теноров назову Вячеслава Дмитриевича Наумова. Мягкий лирический тенор, чисто интонирующий певец, необычайно культурный человек. Пел в Большом театре до 1930 года — Индийского гостя, Гвидона, Зибеля в «Фаусте» (!), Баяна, Грицко, Джеральда и Хаджи в «Лакме», Синодала, Юродивого. Его голос для Большого театра казался слишком маленьким, лиричным, говорили, что его было недостаточно хорошо слышно, вследствие чего ему пришлось уйти.