Записки гарибальдийца - [49]
Вместе с тем Дженнаро – отчаянный dilettante; он любит поболтать об искусстве вообще, о возвышенном в музыке; говорит порою страшную чепуху, необходимый результат его невежества и отсутствия всякого художественного изучения. Зато у него столько врожденного чувства изящного, такие громадные способности уха и голоса, что, без сомнения, он мог бы занять очень почетное место в кругу современных артистов, если бы когда-либо серьезно взглянул на искусство. У него так сильна музыкальная память, что он неоднократно повторял при мне наизусть целые оперы, прослышанные им один или два раза, но, конечно, переделав их по-своему. Скажу наконец, что он поет несколько русских песен, заучив по слуху их слова и мотивы, но не понимая вовсе их смысла.
Репертуар Дженнаро главным образом состоит из неаполитанских народных песен; оперные арии поет он с большим разбором, делающим честь его природному вкусу. Он сам много сочинил и импровизировал на своем веку, но все его сочинения не что иное как вариации на давно уже известные мотивы.
По манере пения он отличается от своих собратий, менее знаменитых; она у него более искусственна, порою до натянутости. Когда он поет перед иностранцами, в особенности в трезвом виде, он жеманится, рисуется, фокусничает чересчур, и на публику производит в подобных случаях очень дурное впечатление. Но расшевелившись, подвыпивши, Дженнаро весь отдается впечатлению. Манера его пения, как и вообще неаполитанская манера, несколько напоминает московских цыган, хотя в ней несравненно больше художнического чувства.
Дженнаро нередко представлялся случай попасть на сцену, и это бы очень польстило ему, но лень его всегда возмущалась мыслью о каком-либо определенном занятии, и он ни за что не хотел изменить своей бродяжнической жизни.
Как истый художник, Дженнаро не любит и вблизи никакого кровопролития; вопреки неаполитанским привычкам, он не носит на себе никакого оружия; поэтому в революции он принимал самое мирное, хотя и довольно деятельное участие. Он сочинял патриотические песни и вдохновлял ими толпу, но только когда вблизи не предвиделось никакой драки. Едва бурбонское знамя было снято с башен Sant’Elmo, Дженнаро нарядился в трехцветный жилет и панталоны. Он, как истый неаполитанец, горячо предан Гарибальди, и в минуты отдыха постоянно бормочет себе под нос известный гимн «Si scopron le tombe, si levano i morti»[184].
Впрочем, гимн этот, всем известный в Италии, для русской публики может быть новостью. Эта итальянская марсельеза, произведение какого-то неведомого маэстро[185], тотчас же разученное целым народом, и когда Меркаданте[186] попробовал исправить его в музыкальном отношении, он легко убедился, что невозможно изменить тут ни одной фразы, ни одного звука, ни каданса, чтобы совершенно не испортить целого. Эта оригинальная, смелая, волнующая и вдохновляющая музыка, дни и ночи гремит в целом Неаполе, и никому еще она не приелась, никто еще не привык слушать ее хладнокровно.
Пьемонтизаторы[187] попробовали было охладить несколько эту горячую приверженность Неаполя к невинному музыкальному произведению, но все попытки их оказались неудовлетворительными. Либорио Романо[188] попробовал выгнать клин клином и ввести пьемонтскую Gigogina[189], оригинальную, но несколько пошлую народную польку, переделанную в марш. Неаполитанцы, привыкшие в театрах в каждом антракте слышать любимый гимн, охотно прослушали джигонью в первый раз, вслед за гимном Гарибальди; но, когда в следующем антракте вздумали было вовсе заменить этот гимн новой полькой, случилась чуть не революция. Испуганный полицейский комиссар выбежал на сцену и не придумал ничего лучшего, как объявить публике, что гимна повторять нельзя, так как он не назначен на афишке.
– Да ведь и вы там не назначены, – заметили ему из ложи, где сидело несколько гарибальдийцев, и, сконфуженный, сопровождаемый торжественными свистками, блюститель порядка удалился молча. Тогда публика бросилась в оркестр, затолкала испуганных музыкантов и, отобрав их инструменты, принялась сама исполнять народный гимн, нельзя, впрочем, сказать чтобы с полной гармонией и совершенством.
