Западный край. Рассказы. Сказки - [88]
— A-а, попали в точку! — громко засмеялся заведующий. — Сейчас я вас познакомлю… Товарищ Хуои Ка, наш новый специалист по разведению чая. Вот приехала в Финша изучить ваш дикорастущий чай. Я уж ей рассказывал про заботы и сложности «магазина товарища Нгиа»… А это и есть товарищ Нгиа.
Растерявшийся от неожиданности Нгиа забыл даже представить гостям набившихся в магазин людей. Он не мог опомниться: Хуои Ка!.. Деревня Хуоика!.. Люди племени са… Ясноглазые худенькие дети с поблекшей темной кожей, которая цветом напоминает мутную воду… Неужели это та самая девочка, которую — одну изо всей деревни — спасли когда-то солдаты? Неужто перед ним Хуои Ка — живое олицетворение светлого будущего всего племени са?..
— Скажите… — запинаясь, начал Нгиа, — не вы ли…
— Да, я из той самой деревни, — отвечала гостья. — Солдаты рассказали мне потом, как геройски погибли все наши односельчане и почему назвали меня таким именем.
— Значит, вы и есть та самая Хуои Ка?
— Да, я Хуои Ка.
— А вы не помните Панга?
— Как же, ведь только мы двое тогда и уцелели — мальчик по имени Панг да я.
— Стало быть, не забыли.
— Нет, и никогда не забуду.
Они помолчали.
— Вы к нам надолго? — спросил Нгиа.
— Да вот, пока не обследую заросли чая.
— Знаете, — вмешался в разговор Виен, — туда надо ехать мимо устья Наданга, где как раз и живет товарищ Панг.
Виен, пожалуй, один держался как ни в чем не бывало.
— А вы сами, видно, работаете там? — спросил Хуои Ка.
— Да, в Наданге стоит наша гидрологическая экспедиция.
— Вы гидролог? Вот здорово!
— Милости прошу к нам в гости.
— Спасибо, непременно заеду.
Виен так и сиял. Нгиа вспомнил недавние его слова: «Какая разница, откуда жена родом, главное — любовь!..» И вдруг обрадовался: «А что если Виен влюбится в Хуои Ка? Может, и она его полюбит… Очень даже возможно…»
И ему почудилось, будто он снова слышит вопрос Виена: «А ты-то сам, что думаешь?..» Ответ готов был вырваться из сердца.
XXIV
Наступил полдень. Заведующий вместе с Хуои Ка ушел совещаться с местными властями. Нгиа остался в магазине. Им овладело какое-то смутное предчувствие, томительное ожидание… Но чего?.. Непонятное, необъяснимое волнение…
Кто-то прошел мимо. Похоже, что Тхао Ми… В каждой женщине теперь ему чудилась Ми… Нет, не она… Но он знал наверняка: она придет на собрание.
Нгиа был сам не свой. Никогда еще, думая о Ми, он не испытывал такого смятения. Наверно, сегодняшняя их встреча принесет что-то очень важное.
Вдруг в дверях появилась Ми. И хоть он ждал этой минуты и даже заметил девушку издалека, Нгиа растерялся вконец.
— Вы на базар, в такую рань? — спросил он невпопад.
— Да нет, я на собрание.
— А если не на базар, зачем вам заплечный мешок? — снова спросил он, сознавая, что вопрос его лишен всякого смысла.
— Да ведь он пустой, — ответила Ми.
Она наклонилась и раскрыла мешок. На самом дне лежали две общие тетради и белая блузка, аккуратно сложенная, чтобы не смялся отложной воротник.
«Ми, — сказал ей однажды Нгиа, — вам бы наверняка пришелся к лицу наряд девушки с равнины…» Вот тогда-то она и сшила себе белую блузку и принесла в магазин — похвастаться. Но Нгиа не видел ни разу, чтобы она надела обновку. И вдруг его дернула нелегкая — именно сегодня — спросить у нее об этом…
— Вот поеду на равнину, — засмеялась она, — тогда и надену.
Совсем обескураженный, Нгиа умолк. Потом спросил, надеясь поправить дело:
— Может, купите что-нибудь?
— Нет-нет. Я просто зашла поздороваться. Ведь я скоро уеду учиться. Далеко…
— A-а… Это по вызову?
— Ага. Знаете, я, наверно, буду учиться в самом Ханое.
Нгиа почувствовал, как сердце его сжалось от волнения и тревоги. И почему-то ему снова стало очень грустно.
— Пожалуй, — сказал он, — через несколько лет мне придется величать вас «фельдшерица Ми», либо «фармацевт Ми», или «доктор Тхао Ми»…
— У вас столько знакомых по имени Ми?
— Я не шучу…
Он замолчал, не зная, что еще сказать.
Пришли покупатели и попросили показать ткани. Нгиа захлопотал у прилавка. Ми улыбнулась и не торопясь вышла из магазина. Подняв голову, он мельком глянул ей вслед, наклонился к прилавку, отмерил ткань и с треском оторвал от рулона кусок. Потом принялся выводить цифры в учетной книге. Покупатели удалились.
Солнечные лучи ударили наискось в дверь. На мягкую зелень травы легли переплетенные тени деревьев.
На залитой солнцем красноватой дороге ни души. Ручей прыгал вниз с камня на камень. Мимо проплывали изящные белые завитки облаков. Ми так и не показалась на дороге.
Нгиа вдруг вспомнил, как он впервые привез сюда соль, ее тогда продавали еще в Комитете, и Ми пришла за солью вместе с матерью; потом они распрощались и ушли, но на дороге он увидел одну Зианг Шуа. «Ми, — подумал он тогда, — наверно, стоит за воротами…» И догадка его оказалась правильной. Вроде вчера это было, а сколько уж лет прошло…
Не задумываясь, он шагнул к воротам.
Да, она стояла там, прислонясь спиной к бревенчатой ограде.
— Ми, — чуть слышно сказал он.
Красные цветы бле алели меж листьями, точно изогнутые огнецветные дольки тыквы[96] посреди подноса со сваренным на пару зеленоватым клейким рисом.
Пахучие белые лепестки цветов маму, кружась, опускались наземь.
Три аллегорические сказки современного популярного вьетнамского писателя, известного советскому читателю по вышедшей в нашем издательстве книге «Приключения кузнечика Мена».
Сказка о захватывающих, полных опасностей приключениях кузнечика Мена, его друзьях и врагах. Для дошкольного и младшего школьного возраста.Перевод с вьетнамского.
«Мне кажется, что рассказы Игоря Кудрявцева — о разрывах. Написаны эти рассказы в конце прошлого — начале нового века. В те времена живая ткань существования рвалась чуть ли не повсюду. И в этих рассказах художественно убедительно зафиксированы точки разрывов. Тут семейная ссора — не штатный ремонт (Ключевский), а дежурное крушение.Люди постарше помнят перестроечное воодушевление, обернувшееся на деле засыханием потенциала альтернативности. Забывать об этом энтузиазме и последующем опустошении не надо. Надо — от них освободиться.
День и ночь перепутались, поменялись местами. Такие странности — спутник возраста бабушки? А может быть, действительно порой трудно отличить закат от восхода…
Давид не помнит, кто он. Объявление, которое он помещает в газете, призывает друзей и знакомых описать его жизнь, чтобы запустить процесс воспоминаний. Три человека откликаются на просьбу, но за давностью лет фокус расплывается, и свидетельства превращаются в сказки чужой и собственной жизни. Виртуозно владея странной манерой рассказа, зыбкой, подобно песку в пустыне, Тиллер так пишет о разобщенности людей и о неспособности понимать другого, что невольно вспоминаются Ибсен и Чехов. Роман получил, среди прочих, обе самые престижные литературные награды Норвегии — премии Союза критиков и Союза книготорговцев, что случается крайне редко: первая традиционно отдается рафинированной высокохудожественной литературе и рассчитана на искушенных в чтении интеллектуалов, вторая же говорит о популярности книги у массового читателя.
На перевоплощение в чужой стиль, а именно этим занимается испанка Каре Сантос в книге «Посягая на авторство», — писательницу подвигла, по ее же признанию, страсть к творчеству учителей — испаноязычных классиков. Три из восьми таких литературных «приношений» — Хорхе Луису Борхесу, Хулио Кортасару и Хуану Рульфо — «ИЛ» печатает в переводе Татьяны Ильинской.
В рубрике «В тени псевдонимов» напечатаны «Жуткие чудо-дети» Линды Квилт.«Сборник „правдивых историй“, — пишет в заметке „От переводчика“ Наталия Васильева, — вышел в свет в 2006 году в одном из ведущих немецких издательств „Ханзер“. Судя по указанию на титульном листе, книга эта — перевод с английского… Книга неизвестной писательницы была хорошо принята в Германии, выдержала второе издание, переведена на испанский, итальянский, французский, португальский и японский языки… На обложке английского издания книги… интригующе значится: „Линда Квилт, при некотором содействии Ханса Магнуса Энценсбергера“».
Грозное оружие сатиры И. Эркеня обращено против социальной несправедливости, лжи и обывательского равнодушия, против моральной беспринципности. Вера в торжество гуманизма — таков общественный пафос его творчества.
Мухаммед Диб — крупнейший современный алжирский писатель, автор многих романов и новелл, получивших широкое международное признание.В романах «Кто помнит о море», «Пляска смерти», «Бог в стране варваров», «Повелитель охоты», автор затрагивает острые проблемы современной жизни как в странах, освободившихся от колониализма, так и в странах капиталистического Запада.
Веркор (настоящее имя Жан Брюллер) — знаменитый французский писатель. Его подпольно изданная повесть «Молчание моря» (1942) стала первым словом литературы французского Сопротивления.Jean Vercors. Le silence de la mer. 1942.Перевод с французского Н. Столяровой и Н. ИпполитовойРедактор О. ТельноваВеркор. Издательство «Радуга». Москва. 1990. (Серия «Мастера современной прозы»).