Западноевропейский сонет XIII-XVII веков - [33]

Огромный пестрый зверь — простой народ.

Своих не зная сил, беспрекословно

Знай тянет гири, тащит камни, бревна —

Его же мальчик слабенький ведет.

Один удар — и мальчик упадет,

Но робок зверь, он служит полюбовно, —

А сам как страшен тем, кто суесловно

Его морочит, мысли в нем гнетет!

Как не дивиться! Сам себя он мучит

Войной, тюрьмой, за грош себя казнит,

А этот грош король же и получит.

Под небом все ему принадлежит, —

Ему же невдомек. А коль научит

Его иной, так им же и убит.

Джамбаттиста Марино

К своей даме, распустившей волосы на солнце

И золото кудрями посрамит,

Взойдя, моя прекрасная денница:

Власы распустит — словно поделиться,

Сияньем пышным с юным днем спешит.

Атлас, пушистым золотом омыт,

Живой волною по плечам струится,

И мягко золотая прядь змеится

В цветах прелестных персей и ланит.

Амура в этой золотой дуброве

Я видел: он среди густых ветвей

Держал крючки и сети наготове;

И, пойманное солнцами очей,

Я видел солнце в сказочном улове,

Подсолнухом тянувшееся к ней.

Ко сну

Безмолвия и Полночи дитя,

Отец воздушных, трепетных видений,

Любезный сон, влюбленных добрый гений,

Что счастливы, тебе вослед летя,

Ты добр ко всем, любому сердцу льстя,

Лишь моему не спать на лоне теней.

Оставь пещерный мрак твоих владений,

Откликнись, перемену возвестя.

Забвеньем тихим подарив, и миром,

И образцом цветущей красоты,

Утешь меня в моем желанье сиром.

Я должен видеть милые черты…

Но пусть ты не придешь с моим кумиром,

Приди обличьем смерти. Где же ты?

Описывает пение разных птиц, коим восхищается близ Флоренции, на вилле, принадлежащей господину Джакомо Кореи

Я внемлю пенье трепетного хора:

Струится трель, созвучная ручью,

И Прокна отвечает соловью,[77]

Не поминая давнего позора.

Щегол ликует, что пришла Аврора,

И прячется, окончив песнь свою;

Я нежный голос горлиц узнаю,

Как бы поющий: «Май цветущий скоро».

И певчий дрозд из глубины листвы

Пеняет птицелову справедливо,

Что прячет самолов среди травы.

Да остаются щедры лес и нива

На сладкий корм! Нет, не пичуги вы,

Вы ангелы — лесов тенистых диво.

Расставание

Пора! Уже денница над волнами

Ретивых погоняет лошадей.

Не надо плакать, Лилла, слез не лей,

Ведь будут вздохи нашими гонцами.

Как, пробираясь тайными путями,

Вновь с Аретузой встретился Алфей,

Так недоступных мыслям нет путей,

Когда в разлуке мы томимся сами.

Две нежные звезды разлучены

Нередко на дорогах небосклона,

Но свету дружбы и вдали верны.

Порой стоят деревья отрешенно,

Но корни крепко переплетены —

И тайну их хранит земное лоно.

Мадонна Рафаэля из Урбино

Где ангелу земному краски взять,

Чтоб красоту прославить неземную?

Он должен был, покинув мастерскую,

На небе — в царстве божьем — побывать.

Он светлой сделал вьющуюся прядь,

Заняв у солнца краску золотую,

Он горних духов благодать живую

Сумел во взгляде ясном передать.

Он сделал взор божественный открытым,

Зарю и млечность звездного пути

Соединил и подарил ланитам.

Помог лучу улыбки расцвести —

И навсегда пребудет знаменитым,

Дерзнув на землю рай перенести.

Винченцо да Филикайя

К Италии

О ты, кому судьбина дар злосчастный —

Чарующую красоту дала,

Отметила чело печатью зла

И муке обрекла тебя безгласной.

Италия, когда б не столь прекрасной

Или хотя бы ты сильней была,

Чтоб тот, кому сегодня ты мила,

Любовь к тебе считал небезопасной,

Сегодня не спускались бы сюда

Потоком рати по альпийским скатам,

Из По не пили галльские стада;

И не дралась бы ты чужим булатом

В чужой борьбе за то, чтобы всегда

Служить не тем, так этим супостатам!

ИСПАНИЯ

Хуан Боскан

* * *

Следы любви — невидимые раны —

Хочу, чтоб ныне напоказ явились,

Чтоб их увидевшие поразились,

И жалостью и страхом обуяны.

Так худшие злодейства и обманы

Огласке подлежат, дабы открылись

Причины их, чтоб люди устрашились,

Чтоб содрогнулись даже истуканы.

Я ранен был не раз в любовных войнах,

Немало видел воинов достойных, —

Пожалуй, не расскажешь обо всем.

Поведаю вам собственную повесть, —

Правдиво, как подсказывает совесть,

И шрамы обнажая со стыдом.

* * *

Мою судьбу любовь предначертала.

Едва мои уста забыть успели

Вкус молока, едва из колыбели, —

Я был из тех, кого она избрала.

С тех пор обид я испытал немало,

Меня ее невзгоды одолели,

И я порою думал: неужели

Не ад все это, что со мною стало?

В страданьях человек на свет родится,

А я из тех, кого оно взрастило,

Кто не изведал лишь тоски могильной.

О, эта боль, что сердце истомила!

Столь жгучая — как может столько длиться?

Столь долгая — как может жечь так сильно?

* * *

Кружат созвездья в смене прихотливой,

А мы во власти этого полета,

И правят духом, что лишен оплота,

Минутные приливы и отливы.

То возрождая лучшие порывы,

То тяготя ничтожною заботой,

От поворота и до поворота

Ведет нас путь, то горький, то счастливый.

Но та звезда, которая виною,

Что ни смягченья мукам, ни числа нет,

Неумолимо надо мной застыла,

Не обернется светлой стороною.

И без надежды, что заря настанет,

Взираю на померкшее светило.

* * *

Живу, хоть и не в радость никому;

Друзья тайком скорбят о нелюдиме;

Бреду с годами, втуне прожитыми,

И от рассвета хоронюсь во тьму.

А ночь настанет — мыслей не уйму,

И темнота еще невыносимей;

Спасаюсь от людей — мне тяжко с ними,

Но тяжелей порою одному.

Так безотраден вид моей недоли,

Что в ужасе я опускаю взгляд,