Западноевропейский сонет XIII-XVII веков - [19]

Франческо Петрарка

ИЗ «КАНЦОНЬЕРЕ»

СОНЕТЫ НА ЖИЗНЬ МАДОННЫ ЛАУРЫ

I

В собранье песен, верных юной страсти,

Щемящий отзвук вздохов не угас

С тех пор, как я ошибся в первый раз,

Не ведая своей грядущей части.

У тщетных грез и тщетных мук во власти,

Неровно песнь моя звучит подчас,

За что прошу не о прощенье вас,

Влюбленные, а только об участье.

Ведь то, что надо мной смеялся всяк,

Не значило, что судьи слишком строги:

Я вижу нынче сам, что был смешон.

И за былую жажду тщетных благ

Казню теперь себя, поняв в итоге,

Что радости мирские — краткий сон.

II

Я поступал ему наперекор,

И всё до неких пор сходило гладко,

Но вновь Амур прицелился украдкой,

Чтоб отомстить сполна за свой позор.

Я снова чаял дать ему отпор,

Вложив в борьбу все силы без остатка,

Но стрелы разговаривают кратко,

Тем более, что он стрелял в упор.

Я даже не успел загородиться,

В мгновенье ока взятый на прицел,

Когда ничто грозы не предвещало,

Иль на вершине разума укрыться

От злой беды, о чем потом жалел,

Но в сожаленьях поздних проку мало.

III

Был день, в который, по Творце вселенной

Скорбя, померкло Солнце[31]… Луч огня

Из ваших глаз врасплох настиг меня:

О госпожа, я стал их узник пленный!

Гадал ли я, чтоб в оный день священный

Была потребна крепкая броня

От нежных стрел? что скорбь страстного дня

С тех пор в душе пребудет неизменной?

Был рад стрелок! Открыл чрез ясный взгляд

Я к сердцу дверь — беспечен, безоружен…

Ах! ныне слезы лью из этих врат.

Но честь ли богу — влить мне в жилы яд,

Когда, казалось, панцирь был ненужен? —

Вам — под фатой таить железо лат?

VII

Обжорство, лень и мягкие постели,

Изгнавши добродетель, постепенно

Пленили нас; не выбраться из плена,

Коль нашу суть привычки одолели.

Небесный луч, нас устремлявший к цели,

Дающий жизнь тому, что сокровенно,

Угас — и с ним иссякла Гиппокрена,[32]

А мы удивлены, что оскудели…

Страсть к наслажденьям, страсть к венцам лавровым! —

С дороги, философия босая!

Прочь, нищая! — кричит толпа продажных.

Но ты — иной; иди, не отступая,

Своим путем, пустынным и суровым, —

Дорогой одиноких и отважных…

XIII

Когда в ее обличии проходит[33]

Сама Любовь меж сверстниц молодых,

Растет мой жар, — чем ярче жен других

Она красой победной превосходит.

Мечта, тот миг благословляя, бродит

Близ мест, где цвел эдем очей моих.

Душе скажу: «Блаженство встреч таких

Достойною ль, душа, тебя находит?

Влюбленных дум полет предначертан

К Верховному, ея внушеньем, Благу.

Чувств низменных — тебе ль ласкать обман?

Она идти к пределу горних стран

Прямой стезей дала тебе отвагу:

Надейся ж, верь и пей живую влагу».

XV

Я шаг шагну — и оглянусь назад,

И ветерок из милого предела

Напутственный ловлю… И ношу тела

Влачу, усталый, дале — рад не рад.

Но вспомню вдруг, каких лишен отрад,

Как долог путь, как смертного удела

Размерен срок, — и вновь бреду несмело,

И вот — стою в слезах, потупя взгляд.

Порой сомненье мучит: эти члены

Как могут жить, с душой разлучены?

Она ж — все там! Ей дом — все те же стены!

Амур в ответ: «Коль души влюблены,

Им нет пространств; земные перемены

Что значат им? Они, как ветр, вольны».

XVII

Вздыхаю, словно шелестит листвой

Печальный ветер, слезы льются градом,

Когда смотрю на вас влюбленным взглядом,

Из-за которой в мире я чужой.

Улыбки вашей видя свет благой,

Я не тоскую по иным усладам,

И жизнь уже не кажется мне адом,

Когда любуюсь вашей красотой.

Но стынет кровь, как только вы уйдете,

Когда, покинут вашими лучами,

Улыбки роковой не вижу я.

И грудь открыв любовными ключами,

Душа освобождается от плоти,

Чтоб следовать за вами, жизнь моя.

XIX

Есть существа, которые летят[34]

Навстречу солнцу, глаз не закрывая;

Другие — темноту предпочитая,

До сумерек в укромных гнездах спят;

И есть еще такие, что назад

Не повернут, в огонь себя бросая, —

Несчастных страсть погубит роковая;

Себя, несчастный, ставлю с ними в ряд!

Красою этой дамы ослепленный,

Я в тень не прячусь, лишь ее замечу,

Не жажду, чтоб скорее ночь пришла.

Слезится взгляд, однако ей навстречу

Я устремляюсь, как завороженный,

Чтобы в лучах ее сгореть дотла.

XXXV

Задумчивый, медлительный, шагаю[35]

Пустынными полями одиноко;

В песок внимательно вперяя око,

След человека встретить избегаю.

Другой защиты от людей не знаю:

Их любопытство праздное жестоко,

Я ж, холоден к житейскому до срока,

Всем выдаю, как изнутри пылаю.

И ныне знают горы и долины,

Леса и воды, как сгорает странно

Вся жизнь моя, что недоступна взорам.

И пусть пути все дики, все пустынны,

Не скрыться мне: Амур здесь постоянно,

И нет исхода нашим разговорам.

XLV

Мой постоянный недоброжелатель,

В ком тайно вы любуетесь собой,

Пленяет вас небесной красотой,

В которой смертным отказал создатель.

Он вам внушил, мой злобный неприятель,

Лишить меня обители благой,

И сени, что достойна вас одной,

Увы! я был недолго обитатель.

Но если прочно я держался там,

Тогда любовь к себе самой внушать

Вам зеркало едва ль имело право.

Удел Нарцисса[36] уготовлен вам,

Хоть нет на свете трав, достойных стать

Цветку неповторимому оправой.

XLIX

По мере сил тебя предостеречь

Старался я от лжи высокопарной,

Я славу дал тебе, неблагодарный,

И сам теперь готов тебя отсечь.

Когда мне нужно из тебя извлечь

Мольбу к любимой, ты молчишь, коварный,

А если не молчишь, язык бездарный,